А. Блок. Его предшественники и современники

новое воплощение темы Прекрасной Дамы. По Белому, «превращение

“нечисти” в маски меняет гнетущее чувство в крылатое»125. Белый пытается

123 Брюсов В. «Снежная маска» — В кн.: Далекие и близкие, с. 161 – 162.

124 Брюсов В. Новые сборники стихов. А. Блок. «Снежная маска» — Весы,

1907, № 5, с. 67.

125 Белый Андрей. «Снежная маска» А. Блока. — В сб.: Современная

истолковать мистически ту пронизанность всего «стихией», которая появляется

в «Снежной маске». Обобщающее (в философско-мировоззренческом смысле)

начало, по Белому, всегда мистично. На этом основании радикально

извращается эволюция Блока — «Снежная маска» противопоставляется

«Нечаянной Радости», образу Незнакомки, трактуемому как «нечисть»,

противопоставляется всему творчеству Блока революционных лет, из которого

реально она вырастает, и ведется назад, к эпохе «Стихов о Прекрасной Даме».

«Кто она? Незнакомка “Нечаянной Радости”? Клеопатра? О, нет, — скорей та, о

которой сказал Соловьев…»126

Подобные домыслы не выдерживают никакой содержательной проверки.

Подчиненность всего «стихиям», проникновение «стихий» внутрь персонажей

осмысляется Блоком в «Снежной маске» как «второе крещенье», как

приобщение к людским делам, помыслам и отношениям, и поэтому не может

быть даже вопроса о толковании самих этих «стихий» как мистико-религиозной

схемы, — это нечто противоположное догмам:

И, в новый мир вступая, знаю,

Что люди есть, и есть дела,

Что путь открыт наверно к раю

Всем, кто идет путями зла.

(«Второе крещенье», 3 января 1907)

Преданность лирического «я» «стихиям», полное его поглощение ими трагично:

персонаж ради этих новых «стихийных» связей готов к гибели, она его страшит

менее, чем догматические обобщения, мистические сводки и синтезы:

Но посмотри, как сердце радо!

Заграждена снегами твердь.

Весны не будет, и не надо:

Крещеньем третьим будет — Смерть.

Мистический оптимизм евщины чужд «Снежной маске». «Снежная маска»

именно в своей односторонности, крайностях, трагическом «бесовстве», если

угодно (разумеется, выражение это здесь вполне условно), представляет собой

один из важнейших узлов эволюции Блока от «Нечаянной Радости» и далее, к

поискам обобщающих образов, выражающих, по Блоку, национальную жизнь в

ее «стихийных» основах. Поэтому есть свой особый смысл в том факте, что,

предприняв в 10-е годы первое издание своей трилогии лирики, третью часть

этой трилогии, носящую здесь название «Снежной ночи», Блок открывает

«Снежной маской». Это значит, что Блок именно в «Снежной маске»

усматривает зерно будущего развития. В непосредственном же движении самой

поэзии Блока тех лет именно из узлового пункта «Снежной маски» вырастает

литература. Л., Мысль, 1925, с. 21.

126 Там же, с. 20.

женский лирический образ-характер, особенно отчетливо реализующийся в

цикле «Заклятие огнем и мраком».

Еще в преддверии «Снежной маски» начинают проступать в лирике Блока

черты театрализованного образа-персонажа, характернейшей чертой которого

должна быть «массовидность», способность представлять собой и

одновременно зажигать, вести за собой «толпу». «Комета», «стихия» выходит

на сцену, и сцена в этом случае определяет и способность «героини» зажигаться

«музыкой стихии», и вести за собой, зажигать толпу:

Живым огнем разъединило

Нас рампы светлое кольцо,

И музыка преобразила

И обожгла твое лицо.

И вот — опять сияют свечи,

Душа одна, душа слепа.

Твои блистательные плечи,

Тобою пьяная толпа.

(«Я был смущенный и веселый…», декабрь 1906)

Театральный облик присущ и героине цикла «Заклятие огнем и мраком», и

шире — явственно единому персонажу, проходящему через весь раздел

«Фаина» окончательной редакции блоковского второго тома. Особенностью

этого персонажа является то, что здесь как бы несколько меняющихся в разных

ситуациях «масок»; образ по-своему настолько целен, что читатель не замечает

или, скорее, не фиксирует своего внимания на сменах, не ощущает разрыва

между этими перевоплощениями. Реально разрывы в образе есть, но читателем

эти «маски» воспринимаются как разные грани одной темы, несколько по-

разному проявляющие одну общую суть.

Героиня прежде всего «вольна», стихийна. В отличие от «Снежной маски»,

где стихийность в своем крайнем выражении как бы стирает личности, героиня

в данном случае вполне определенна: стихийность определилась как

«вольность». Одна из ее ролей или масок выступает в ситуациях городской

жизни. Здесь «вольная дева» появляется с черным шлейфом, не всегда свободно

сочетающимся с конкретной обстановкой, эмоционально же — это коллизии с

городским героем, особый поворот давних у Блока внутренних драм такого

типа:

Как ветер, ты целуешь жадно,

Как осень, шлейфом шелестя,

Храня в темнице безотрадной

Меня, как бедное дитя…

Рабом безумным и покорным

До времени таюсь и жду

Под этим взором, слишком черным,

В моем пылающем бреду.

(«Перехожу от казни к казни…», октябрь 1907)

«Пылающий бред» тут привязывает лирическое «я» к «ней», делает его

узником, рабом прежде всего потому, что у «нее» — воля, за ее фигурой какие-

то огромные жизненные просторы, которых нет в его бедной, расчерченной

городской жизни:

Там воля всех вольнее воль

Не приневолит вольного,