А. Блок. Его предшественники и современники

связях с «общим». Таково стихотворение «Ищу огней — огней попутных…»

(октябрь 1906 г.), в книге «Земля в снегу» названное «Колдунья» и включенное

в раздел «Песня Судьбы». Конкретность здесь та, что «колдунья» появляется в

деревенской обстановке — тут стадо звякает за рекой, поют свирели, месяц

золотит крыши, появившись «меж темных заводей и мутных». Из «мутных

заводей» появляются «болотные бесы». Далее болотное бесовство, или

стихийность, оказывается присущим душе героини, колдуньи. Сама же

колдунья находится в прямых лирических связях с героем-персонажем, в таких

же связях «на одном уровне», как и в стихотворении «Шлейф, забрызганный

звездами…». Поэтому и конец стихотворения, поэтический вывод вполне

аналогичен:

Иду, и холодеют росы,

И серебрятся о тебе,

Все о тебе, расплетшей косы

Для друга тайного, в избе.

Дай мне пахучих, душных зелий

И ядом сладким заморочь,

Чтоб, раз вкусив твоих веселий,

Навеки помнить эту ночь.

Слившись воедино, сплавившись, лиризм и стихийность должны в конце

концов породить национальный женский характер в разливе «общего» — в

«песне судьбы», которая должна выступить одновременно и как судьба личная,

судьба персонажа, втягиваемого в народные «стихии», и судьба национальная,

судьба страны, охватываемой «метелями» общественных катаклизмов. Такой

национальный женский характер в единстве личных и общих судеб в

художественной логике окончательной композиции блоковского второго тома

дается в разделе «Фаина»; порогом к нему от предшествующих стихов там же

является лирический цикл «Снежная маска». В композиции сборника «Земля в

снегу» стихи о Фаине еще не собраны воедино, но рассыпаны по всей книге;

завершает же книгу, подводит ей поэтический итог «Снежная маска». Это

значит, что единый собирательный образ-характер во время складывания

сборника еще не осознан поэтом, или, вернее, не найдено его особое

содержательное место в композиции, потому что внутренне он уже

присутствует здесь; существеннейшим же этапом к нему, переломным

взрывным пунктом, ведущим к наиболее важному лирическому персонажу

целой эпохи в эволюции Блока, следует считать именно своеобразную

лирическую поэму о «Снежной маске».

Цикл «Снежная маска» с очень большой наглядностью показывает,

насколько наполнена скачками, внезапными взрывами, резкими поворотами и

кажущимися неожиданностями эволюция Блока-поэта, как она зигзагообразна

по видимости и в то же время — изнутри содержит особенную, очень

противоречивую и вместе с тем по-своему очень строгую последовательность.

Следовало бы ожидать вслед за стихами переходного периода после революции

1905 г. явно последовательного конечного слияния отдельных линий в один

общий узел, — в частности, «чердачные» стихи как бы прямо предполагают

возможность органического обобщения, «укрупнения» повествовательности и

появления, в результате слияния с трансформированной «кометной» линией,

ясных и точных, обобщенных характеров-персонажей в драматически-

последовательных отношениях. На деле внезапно происходит в начале 1907 г.

кажущийся полностью неожиданным лирический взрыв, рождающий чуть ли

не самый неясный, странный, с трудом реализуемый в сюжетные отношения, с

трудом прочитываемый именно во взаимоотношениях героев-персонажей цикл.

Кажущаяся странность ситуации усугубляется еще и тем, что как будто бы

заданы театрального типа сюжет и характеры. Жизненный, биографический

источник давно и широко известен: это отношения поэта с актрисой театра

Комиссаржевской Н. Н. Волоховой. Жизненный сюжет явно осмысляется в

лирике сквозь «театр», «маски», — следовательно, должна бы быть по крайней

мере та четкая планировка характеров и их отношений, которая присуща

«Стихам о Прекрасной Даме». На деле же подобной четкости нет и в помине, —

несмотря на напряженно-страстную эмоциональность всего построения,

наиболее характерной особенностью всего цикла в целом оказывается такой

разлив лирических стихий, в котором даже и представить немыслимо сколько-

нибудь строгие или просто видимые очертания событий, реально происходящих

между сколько-нибудь реальными людьми.

Следовало бы ожидать, далее, большей, чем ранее, конкретности

изображения — но и этого нет. Героиня цикла, Н. Н. Волохова, вспоминает:

«Стихи эти, особенно отдел “Маски”, родились непосредственно из нашего

провождения времени в течение рождественских и новогодних праздников,

когда вся наша молодая компания, урывая время от ежедневной большой,

праздничной, театральной работы, стремилась повеселиться вдоволь»121.

Буквально то же самое и еще определеннее утверждает участница «молодой

компании» В. П. Веригина: «… почти во всех стихах “Снежной маски”

заключены настоящие разговоры и факты тех дней»122. При этом обе участницы

событий (в особенности широко, детально — В. П. Веригина) сопоставляют с

неопровержимой убедительностью стихи и подробности реальных событий, —

однако подобный «реальный комментарий», убеждая достоверностью, самим

стихам в то же время нисколько не прибавляет конкретности: мы видим углы

диванов, шнуры портьер, прилепившихся к дверце шкафа амуров,

пририсованные гримом брови и т. д., узнаем их по стихам — но в стихах от

этого они, эти знакомые и заново узнаваемые в мемуарах детали, не рождают,

конечно, образной конкретности. Ее там не должно быть по специфике самого

идейного замысла цикла. Отношения между основными персонажами цикла,

проступающие сквозь «метельную» образность всего ряда стихов и