А. з.
Шрифт:
Стряхивая солому с волос и плеч, Сява наклонился и заметил в полу крышку погреба. Нащупал утопленное в половице железное кольцо. Потянул дверцу на себя. Сидит плотно. Рванул что есть силы. Без толку. Озадаченно почесал за ухом: а погреба-то нет — под домом пустота. Подойдя к окну, заколоченному досками, Сява посмотрел в щель.
По ту сторону оконного проёма была ещё одна комната, такая же полутёмная, тесная. Такие же два табурета и стол. В дальней стене — приоткрытая дверь. Сява свёл брови. Обегая избушку, он не видел другого входа.
Посмотрев
Раззявив рот в беззвучном крике, Сява рванул к двери. На пороге обронил с ноги ботинок, вывалился на крыльцо и в прыжке перемахнул через ступени.
Из кустарника послышался голос Жилы:
— Чё прыгаешь, как блоха по гребёнке?
Скинув второй ботинок, Сява побежал вокруг избы. Вернувшись к крыльцу, замер в растерянной позе.
— Ну что? — долетел шёпот Жилы.
Глядя на дверь, Сява почесал за ухом:
— Мне показалось… Никого. Там никого нет.
— Чердак проверь… Оглох? Давай на чердак!
Сява потряс приставленную к чердаку лестницу. Осторожно ступил на нижнюю перекладину.
— Ползи, урод! — подгонял Жила.
— Сам ползи, а я снизу буду тявкать.
Не выдержав, Жила вышел из-за куста:
— Ну, падла!
Появление приятеля прибавило Сяве смелости. Он резво вскарабкался наверх, открыл дверцу:
— Никого.
— Вот тупица! Проверь, что там.
Сява пополз, бодая лбом висящие под крышей связки трав:
— Тут какая-то хрень болтается. И чем-то воняет.
Под рукой прогнулся настил. Соломенная труха, подобно песку в песочных часах, посыпалась в щель между досками. В оголившемся просвете мелькнула тень. Подумав, что в избу вошёл Жила, Сява прижался лицом к щели.
Кто-то стоял возле стола. На Жилу не похож. Тот высокий, крепкий, а этот малорослый, щуплый. Шнобель, что ли? Совсем оборзел петух! Находясь прямо под Сявой, зэк отряхнул с коротких волос солому и запрокинул голову…
Сява вынырнул из чердака, сорвался с лестницы и упал к ногам Жилы.
— Акробат, ё-моё! — опешил тот.
Хватая ртом воздух, Сява указал трясущейся рукой на дверь.
Жила запрыгнул на крыльцо, заглянул в избу:
— Ну и что тут?
— Там я…
— Последние мозги отшиб? — съязвил Жила и махнул приятелям. — В хате чисто.
Бузук подошёл к избе, но входить внутрь не стал. Скинув рюкзак, сел на ступени, поднял глаза к небу и уставился на окружность из чёрной рваной дымки.
— Мы с Хрипатым прошвырнёмся, местность изучим, — сказал Жила и, присев перед Максимом на корточки, начал развязывать шнурки на его ботинках.
— Ты что делаешь? — занервничал Максим. — Я не пойду
босиком. И чужую обувь не надену.— Стреножу тебя, чтобы опять не сбежал.
— Сделаешь это, и я больше не ступлю ни шага.
— Конечно не ступишь, — хмыкнул Жила, ловко спутывая между собой шнурки разных ботинок.
— Клянусь, сами отсюда будете выбираться.
Жила поднялся на ноги, хищно изогнул губы:
— Слушай сюда, болезный…
— Меня зовут Максим.
— Ты не в том положении, чтобы выдвигать нам условия.
— Да неужели?
— Если я не прикончил тебя сразу, то это не значит, что не прикончу потом.
— Баста! — прикрикнул Бузук.
Скроив добродушную мину, Жила повернулся к Бузуку:
— Я прикончу его, если он продолжит упираться. А если он будет пай-мальчиком, конечно же, я его не трону.
— Завяжи шнурки как было, — потребовал Максим. — Иначе сдохнешь здесь вместе со мной.
Опалив его злобным взглядом, Жила опустился на корточки. Повозившись с шнурками, встал и со всей дури ударил ногой Максима в колено. Максим пошатнулся, но устоял.
— Жила! — зыкнул Бузук. — Ну что тебе неймётся?
— Так он точно не улизнёт, — вымолвил он и ударил в колено ещё раз. — Контрольный.
Стиснув зубы, чтобы не застонать, Максим сдавил ладонями коленную чашечку.
— Дай посмотрю, — предложил Хирург.
Максим мотнул головой:
— Не надо.
Ему хотелось растянуться на земле, закрыть глаза и хоть на миг исчезнуть из этого ада. Но он мысленно твердил: «Не смей расслабляться! Перед тварями нельзя проявлять слабость! Крепись!»
Хрипатый и Жила скрылись в зарослях. Гвоздь снял с плеча ружьё и расположился на крыльце за спиной Бузука. Шнобель прятался в траве, на почтительном расстоянии от корешей, и выглядел униженным, жалким. И вообще, создавалось впечатление, что он хотел превратиться в невидимку. Хирург топтался позади Максима.
Прижимая ботинок к груди, Сява сидел на нижней перекладине садовой лестницы и то и дело передёргивал плечами, словно ему было холодно или сильно кололась одежда.
— Бузук, там был я. Отвечаю, — прозвучал его осипший голос.
— Где?
— В избе. Я был на чердаке и в избе. И там, и там. А ещё я был за окном.
— Нехило головой долбанулся, — заключил Бузук.
— Я видел, — прошептал Сява.
Упираясь носком одной кроссовки в задник другой, Бузук снял маловатую обувь. Пошевелил пальцами, спрятанными в застиранных носках. Достал из кармана пачку «Мальборо»:
— Покурим, дружок?
— Не курю, — ответил Максим, потирая колено.
— Тогда зачем их носишь?
— По старой привычке.
— Бросил, что ли?
— Бросил, — подтвердил Максим и перенёс вес тела на повреждённую ногу. Больно, но терпимо. Жила чётко рассчитал силу удара, чтобы не сломать кости.
Бузук вытащил сигарету:
— А я вот курю. В тюрьме это единственный способ скоротать время. Пару пачек скурил — день кончился. — Посмотрел на небо. — Какой, однако, длинный вечер.