Аборигены Прерии
Шрифт:
Воспоминания о волшебных грушах наполнили сердце Степана грустью, когда он понял, что ферма Краснова осталась слева в полусотне километров. Они сегодня припозднились с вылетом, а потом еще диспетчерская попросила уменьшить скорость перед входом в седловину Плесецкого перевала. На то, чтобы добраться от жилища Ярна до Ново-Плесецка, светлого времени им еле-еле хватало. Тем более опять же диспетчерская попросила отклониться к югу от кратчайшего маршрута, и этот крюк «съел» еще около получаса.
То, что Делла направилась к домику Саньков, торчавшему в одиночестве южнее промышленного района посреди ровного незастроенного места, Степу не удивило. Ему тоже не хотелось сразу «врываться» в городские кварталы, о которых
Дом оказался пустым, но кое-какие следы говорили о том, что люди здесь бывают. Правда, отстегнувшаяся с краю занавеска на окне, некоторое количество невымытой посуды в раковине и заметный слой пыли в местах, не слишком часто посещаемых, указывали на то, что хозяйка давненько не наводила здесь порядок. В холодильнике и кухонных шкафчиках изобилия не наблюдалось – мороженая рыба, несколько пакетов круп. Ни молочного, ни мясного Делла в съестных припасах не обнаружила, о чем и сообщила, заставив Степу в очередной раз ощутить свою ущербность рядом с этой непостижимой юной женщиной. Он бы даже и не подумал о таких мелочах. А ведь они в разведке!
Нет, экскурсия по миру аборигенов определенно его несколько перегрузила – впечатления последних дней все еще не улеглись в голове. Пора переключаться на новую задачу, а не удивляться увиденному.
Когда Степан сварил кашу и пожарил рыбу, к крыльцу подкатили Саньки на самых простеньких скутерах, какие покупали детишкам, чтобы могли гонять со сверстниками по своим делам, и пожилые люди еще пользовались такими на городских улицах. Примитивные, как табуретки, тихоходные и дешевые, они обычно вызывали презрительное отношение других школьников к их владельцам.
Шурочка обрадовалась, что все уже состряпано, и тут уж – не зевай. Усевшись кружком, молодежь в два счета отдала должное мастерству повара. Мыть посуду поручили тоже Степану, что он воспринял поистине с ангельским смирением.
– Где ты сейчас работаешь, Саня? – Делла зашла издалека, потому что знакомство у нее с этой парой было самым кратким. Они тут всего-то разок переночевали еще в начале лета.
– Ты знаешь, я этого и сам не понимаю. Что-то вроде торговли, только… нет, не знаю, как сказать. Давай, я лучше подряд расскажу, а то вы ничего не поймете.
Шурочка тем временем достала пару бутылок вина, показала их Делле и, обменявшись с ней взглядами, подсунула одну мужу вместе со штопором.
– Так вот. – Санька посмотрел на просвет рубиновую жидкость в пузатом бокале. – Вы смылись в ваше увеселительное турне, а вскоре местные законодатели ввели налог с продаж на продукты питания. Цены сразу подскочили, и все потребовали увеличить им заработную плату. Кто-то немного бастовал, кто-то начал просто придерживать товары, журналисты шумели, но ничего особенного некоторое время не происходило. Уж не знаю, как там что вышло, а только продукты с прилавков начали пропадать, когда рыбаки попытались торговать рыбой прямо с лодок у набережной, полиция их прогнала, рынки позакрывали, хотя и была-то их всего пара крошечных, блошиных.
Говаривали, что открылся какой-то новый, Черный, но где он расположен, выяснить мне не удалось. Представитель Президента высказался в смысле необходимости наведения порядка и произвел срочный набор в подразделения поддержания правопорядка. Они шерстили каждую лодку, приходящую в порт, каждый борт, садящийся на аэродроме, или грузовик, прибывающий по суше. Съестное изымали и свозили на склады, сохранившиеся от военных, и еще у каких-то фирм конфисковали помещения.
Что удивительно, цены от этого не падали, а с прилавков начали пропадать даже крупы и макаронные изделия. Лихие ребята устраивали натуральные налеты на продовольственные склады – до перестрелок доходило. Кто и зачем такое безобразие учинил – ума не приложу,
а только случаи, когда у женщин прямо на улице отбирали сумки с продуктами, стали происходить все чаще и чаще. И главное, что бы ни делала и местная власть или органы центральной – положение только усугублялось.Я старался работать в порту на разгрузке. Сам видел десятки тонн жратвы, что привозили каботажные суда и сейнеры с промысла. Мы все это затаскивали в склады и рефрижераторы. А потом оно нигде не появлялось. На улицах стало беспокойно, бывало, даже постреливали, поговаривали о введении комендантского часа, а потом я вдруг заметил, что работники с судоремонтного вроде как уменьшаться стали в числе. Еще хотел подработать на погрузке оборудования, что из старых цехов начали куда-то вывозить, но меня не взяли. Сказали, нет у тебя, парень, нужной квалификации. И на очередь на отъезд записаться тоже не удалось – они и своих-то не успевали увозить.
В общем, чем дальше, тем дела шли хуже. Куча предприятий просто остановилась, и даже заработать на кусок хлеба стало негде. Вот тогда-то я и отправился на рыбалку, чтобы хоть ушицу сварить. Сделал удочку, как смог, и побрел вдоль столбов по тропе, что идет к рыбацкому поселку.
За час дотопал. Стоит на песчаной косе десяток домиков и никого нет. Кричу: «Люди, есть тут кто?», а откуда-то выходит бабуля и отвечает: «Я тут есть, а остальные в море. Чего тебе, касатик?» – «Спросить, – говорю, – хочу, где тут рыбка хорошо ловится?» А бабка и отвечает: «А вот на леднике бери, а то с твоей снастью ничего ты тут не поймаешь», – и на дверь показывает.
Захожу. Холодрыга там знатная, и мороженая рыба в ящиках. Я – отковыривать, а она ни в какую. Уже зуб на зуб не попадает. Схватил ящик и бегом на улицу, чтобы там отломать себе тушку. А бабка: «Не ленись, еще два доставай да вот на эту тележку ставь», – и подкатила она ко мне ящик на колесах, с толстыми стенками. Ну, я по-быстрому загрузил туда три ящичка и крышкой закрыл. Сам-то думаю, она сейчас меня запряжет куда-то этот груз доставить, а в уплату рыбку даст – как раз все по-честному у нас и выйдет. А старая глянула на меня кривенько так да и говорит: «Тележку вернуть не забудь, только перекуси на дорожку, кулеш у меня поспел».
Спрашиваю у нее, сколько должен, а она мне поварешку своего варева в миску бухает и смотрит, как на малахольного. В общем, оттащил я тележку домой, набил холодильник и сперва своим предкам оттаранил немного, потом Шуркиным, потом Генке. А он глянул на это дело да и мопед свой мне отдал, а то, говорит, ты уже на ногах не держишься. С ящиком рыбы или с тележкой в городе появляться не будешь – боязно. Приходилось понемногу носить в сумке, а то ведь отнять могли.
Вечером прицепил тележку к скутеру и оттарабанил ее обратно в рыбачий поселок. Там мужики улов с лодки сгружали и меня не прогнали, приняли помощь. Они в годах все, да их только трое и осталось. С устатку, не скрою, приняли мы по глоточку, и дядька Климентий серьезно так спросил, сколько рыбки я смогу у них забирать и в город отвозить. А то им, понимаешь, скучно без дела, а в город везти – так отбирают все власти и гонят взашей.
Я ведь сперва от бабкиных заездов прифигел конкретно, а потом от этих стариканов совсем головой вбок побежал, когда понял, что деньги им даром не нужны, а вот если их рыбка к едокам попадет, так это одно сплошное вознаграждение за труды.
Вот так и сделались мы с Шуркой главными контрабандистами. Нашлись надежные ребята, да и те люди, которые в провизии нуждаются, нигде языками не треплют о том, что им приносят иногда то рыбки, то мучицы, то крупы. А еще семьи многодетные вывозим через тот же поселок рыбаков. Аборигены подгоняют каботажное корытце с сыром или с картофелем, а обратно людей забирают. Они сумасшедшие, да? – Санька не был пьян, он из своего бокала и не пригубил.