Аборигены Прерии

Надо проверить.

Творожок был съеден, и опять кошечка позировала сразу после «усвоения» подношения.

Рыбка тоже исчезла, и блюдо вылизали. Получасовое присутствие объекта в кадре повторилось.

Кусочек сырого мяса привел к сходному результату.

Жареная курочка котяшку устроила.

Котлета.

Опять творожок.

И еще.

Обычно зверь, съев то, что ему предложено, или уходит, или ложится, чтобы переварить обед, а этот сидит и смотрит на своих соплеменников, которые держатся поодаль, хотя и не в укрытии. Ну никакой логики.

Игорь перевел фотоаппарат в режим непрерывной съемки.

Нет, некрасивые эти мегакотики. Неграциозные, покрашены небрежно и зубы неправильные носят. Едят опрятно, ничего не скажешь, и когда неподвижны, то уж действительно не шелохнутся.

Игорь несколько раз пересмотрел отснятый фрагмент и не нашел в нем ничего примечательного. Сидит кошка, глазами моргает. Вот и все.

Продолжил прикармливать зверя и снимать эти немые сценки. Почему немые? А потому что аудиозапись была заполнена только обычными шумами, присутствующими на плантации. То ветерок что-то шелохнет, то пичуга в отдалении свистнет или пискуха пропищит.

Хм! А ведь пискухи для мегакотиков обычная добыча. Домашний кот, например, на звук, издаваемый мышью, всегда реагирует мгновенно. По меньшей мере, уши у него сразу поворачиваются, и голова вместе с ними. А тут – ледяное спокойствие.

После объяснения в лаборатории между ним и Оксанкой ничего не происходило, а потом она пришла к нему ночью и заставила подвинуться, устроившись рядышком. Уснули они только под утро – так долго разговаривали. Ну, не только разговаривали – обнимались, целовались, и он ее даже потрогал в нескольких интересных местах, но до воссоединения дело не дошло. Как-то не решились. Зато о царивших в детских домах порядках Игорь узнал очень много. Подумал, что вряд ли ему бы там понравилось. Наверное, смог бы приспособиться, найти друзей и как-то прожить, но общий фон написанной девушкой картины был серым и безрадостным.

И ей часто приходилось отказываться от всяких не слишком пристойных предложений и отбиваться от откровенных домогательств.

Почти платонические отношения продолжались еще пару ночей, пока они не привыкли к прикосновениям друг друга, ну а потом все стало так же, как и у прочих. То, что живут вместе, не скрывали и не афишировали. Игорь это воспринял, хотя и с радостью, но буднично. А Оксана? Она ничего не говорила.

Кормление мегакошечки проходило заведенным порядком, а кадры, показывающие, как животное ест, сидит или уходит, продолжали копиться. Просматривая их раз за разом, Игорь не переставал размышлять над неправильностью того, что зафиксировано аппаратурой, и пытался уяснить смысл происходящего. Понятно, что животные чего-то ожидали от людей. Чего?

Если рассуждать формально, то получалось, что соседи проявили интерес к его работам на плантации. Он, узнав об этом, сделал им подношение. Они на это отреагировали. Теперь – его ход. Какой?

Игорь замер на секунду. Что это с ним? О зубастых тварях он рассуждает, словно они разумны. Хотя там, на равнине, крупному созданию семейства куньих он в наличии интеллекта не отказал. Даже предложил партию в шахматы.

Нет. Непонятно, чего добивается эта зверюга. Хотела бы встретиться – показалась бы на глаза, когда он занимается камерой и кладет угощение на место. Если она разумна, конечно.

Раз за разом просматривая записи, Игорь видел одно и то же. Кошка. Сидит. Смотрит влево. Моргает.

Кошка – потому что она кошка.

Сидит – потому что ей так удобно.

Смотрит влево – потому что в той стороне находятся ее соплеменники.

Моргает. Почему моргает? Подмигивает? Почему подмигивает? Кстати, каким глазом?

Присмотрелся. То одним, то другим, то сразу двумя. Это не язык ли такой семафорный? Ну-ка, ну-ка, посчитаем.

Выделить удалось три знака. Прикрыт правый глаз, левый или оба. Еще в морганиях отмечались паузы, которые Игорь по простоте душевной положил считать разделителями между посылками. Так вот, самих знаков в посылках отметить удалось не более семи. А потом был составлен словарь – удалось выделить примерно триста комбинаций, из которых более двух третей повторялись, причем неоднократно – даже удалось просчитать частоты этих повторений.

Дело в том, что, хоть он был ботаником, но методами генной инженерии владел. Правда, оборудования, при помощи которого можно поковыряться в геноме, у него нынче не было, но оно ему пока и не нужно. Анализировать приходилось элементарную информацию, состоявшую из трех простых… хотя была еще пауза, но это просто отделитель. В общем – задача не сложнее, чем разгадка генома.

Только вот беда – что какое из выделенных «слов» означает, он представления не имел. То есть нужно было как-то начинать общаться в двустороннем режиме. А как? Его присутствия кошечка избегала. Подкрасться? Ага, группа поддержки-то на что? Родичи свою посланницу явно оберегали. Подойти в открытую в течение того получаса, что она высиживает перед камерой? Сбежит или не сбежит? Можно ведь все испортить!

Мегакотик, что приходил подкрепиться творожком в соседнее поселение, от этой привычки не отказался и страха не показывал. Заявился в урочное время, схарчил мисочку угощения и улегся на все еще стоявшую у порога медпункта клетку. Переваривать. Этот зверь вел себя по-звериному, то есть логично. Игорь заранее устроился на чурбачке в нескольких метрах от места событий, был осмотрен издалека и признан объектом, ни на что не влияющим.

И вот животное лежит, человек сидит. Все понятно. И тут Игорь проделал комбинацию, которая встречалась в «передачах» кошечки наиболее часто. «Отдыхающий» тут же засемафорил в ответ, и камера передала изображение на компьютер для анализа.

Примитивный самопальный софтишко играючи выделил четыре слова, все – ранее встречавшиеся. Обмен, конечно, получился бессмысленным, но, по крайней мере, двусторонним.

Выморгал еще одну комбинацию, вторую по частоте употребления, в ответ на что собеседник вскочил и помчался прочь. Отбежав на дюжину шагов, он замедлил бег и оглянулся, а потом сам засигналил. Компьютер выделил одиннадцать «слов».

«Кажется, ругается», – решил Игорь и вытащил кусочек сыра.

Котик коротко проморгал, подошел и замер.

– «Ждет, когда я положу еду на землю. С рук-то ему никогда ничего не давали», – рассудил экспериментатор.

Усвоив подношение, зверь сел в ту же позу, что и кошечка на бахче, и отморгал целую фразу, оказавшуюся знакомой. С нее частенько начиналась «передача», которую проводила его «знакомая» сразу после того, как завершала трапезу. Впрочем, в других первых фразах начальных сообщений тоже было много таких же «слов», просто некоторые иногда менялись местами.

Худо-бедно, но подозрение на то, что термин «пища» он угадал, у Игоря возникло. Только как это проверить?

К треноге с камерой, что так и оставалась на арбузной делянке, он подошел, вооруженный новым приспособлением. Два фонарика, скрепленных между собой перемычкой, направил на ближайший кустарник, где, как можно было предположить, кошечка подсматривает за ним, ожидая ухода. И, гася их на мгновения, выдал сообщение «еда».

Тварь зубастая (ну и противозина!) появилась из другого места, словно из-под земли, и нерешительно приблизилась. Кажется, слово было угадано верно!

Положил на землю кусок сыра и, пятясь, отошел.