Абсолютные неприятности

И я ещё от стенки не отлепился - увидел. Мерцание такое бледное и радужное, как мыльный пузырь из шампуня для волос. Купол небольшой - высотой со среднего подземного жителя, значит, генератор не шибко-то мощный. Хотя, может, они специально энергию экономят... А мы так глупо влипли!

Стало вроде как посветлее, и я осмотрелся вокруг.

Мати моя женщина! Гадов - так и кишат! Тшанч с довольным рылом, эти его охранники, какие-то типы в скафандрах, ещё какие-то - белых хламидах, гад с генератором поля и парочка обслуги для генератора... Вся толпа - вокруг силовой ловушки. А внутри - хоть и смутно, но видно - лешак при полном параде. Брюлики блестят, цветы в волосах, выпрямился, лицо бледное, злое, гордое...

Мой Ори...

Тшанч чирикает и трёт правые ладошки о левые.

– Класс, - говорит, - теплокровный, нельзя похаять. Чистейшая работа. Ну теперь давай клади оружие и присоединяйся: переместим его в лабораторию вместе с клеткой.

А Ори сквозь купол светится, как блуждающий огонёк: и кудри, и кожа, и глазища - чтоб мне было повиднее. И вид у него напряжённый и вопросительный: " Какого чёрта, Снайк, неужели ты меня продал?" - ножом по сердцу.

А Тшанч уже щёлкает нетерпеливо:

– Ну что ты встал со стволом, как дурень с писаной торбой!? Положи на пол и иди!

А у меня нервы - как струны. Я понимаю - они двоих поймали: один - оборотень, а второй - идиот-союзник.

– Ага, - говорю, - родной. Уже иду. Сию секунду.

Я бластер скинул с плеча за ремень, как рюкзак. И перехватил так быстро, как сумел - а всего-то и нужно было успеть один раз выстрелить.

И я успел. Я неплохо стреляю. Врезал тройной импульс в генератор поля.

Шарахнуло так - я только и успел подумать: Ори-то жив? Я ослеп от вспышки и оглох от грохота, а волной энергии меня так задвинуло обо что-то твёрдое, что я даже вырубился на секундочку: и позвоночником, и локтем, самой костью, будто иголку вогнали в нервный узел.

А в чувство привели вполне по-нашему - горячей ладонью по морде. От души. И крикнули звонко в самое ухо:

– Рвём когти, Снайк! Дёру, дёру!

Как он у машины люк открывал, а я отстреливался - не помню, хоть убейте. Вроде жарко было очень, камни сыпались, верещал кто-то - противно - даже, кажется, стреляли. Но пулями - грохоту много, а толку чуть. А вообще, если бывает ад, и он под землёй, и там жарко, темно, всё горит и ужасно больно, то это была та самая картина.

В кабину танка Ори меня втащил за шиворот.

Я в гамак плюхнулся и соображаю: хоть у меня и имеются известные пальцы на ногах, но ведь не такие же, как у гадов. Как же я буду держаться ногами за эти штуки?!

А Ори тормошит меня и кричит:

– Ну, ты что, заснул, герой!? Давай, шевели мозгами, пока они не опомнились!

– Ты, - ору, - не наезжай, что ты понимаешь! Это ж тебе не авиетка!

А сам судорожно пытаюсь сообразить, как хотя бы с места сдвинуть эту штуку. Как там гады-то делали... Вот это, блестящее, от себя, большую клавишу - вниз... И вдруг чёртова машина ка-ак рванёт!

Я ещё краем глаза заметил, как Ори рядом со мной в гамак влетел. В подземном виде - есть, чем за рычаги хвататься.

А на экранах ни пса не понять!

Я только дорубил до очевидного - что за ангаром длинный прямой тоннель, а мы прямо в него заскочили, потому и живы до сих пор. А Ори верещит в самое ухо, как подземный солдат со страху:

– Повороты - блестящая ручка! Слушай меня! Вправо! Ещё! Так, прямо!

Пошло попроще. Только ужасно трудно удержатся - ноги до пола не достают, мотает на скорости в разные стороны, назад по инерции относит, как тот самый цветок в проруби. Еле держу эту ручку блестящую. А Ори командует, как будто ничем другим и не занимался никогда - реакция у него вполне охотничья, в космических боях таким цены нет.

Я еле успеваю выполнять - слишком погано себя чувствую. Локоть так болит, что рука почти не слушается, но хуже, что мне не видно, куда едем. За стёклами - чёрная муть, полосы розовые и жёлтые...

– Ори!
– кричу.
– Ты дорогу-то знаешь?!

– Не отвлекайся!
– рявкает.
– Влево, ещё влево, вперёд!

Один тёмный ужас, а не дорога.

И вдруг из этой мутной каши как выскочит что-то ярко-золотистое - как торпеда! И сразу - грохот, удар в бок, так что занесло в сторону, еле удержал руль, а Ори визжит нестерпимым визгом, даже в этом шуме слышно:

– Стреляют! Круглые кнопки в ряд! Одну за другой!

Я жму, машина дёргается, грохочет, я жму ещё - и на экранах вспыхивает солнце!

И я всем телом ощущаю, всеми нервами, как наш танк прёт прямо по тому... по горящему пластику, по металлу искорёженному, по костям, по разлитому горючему - и за нами всё взрывается и рушится. И нас швыряет из стороны в сторону и вперёд - и мы влетаем на всём сумасшедшем ходу во что-то твёрдое, и наша машина пробивает его насквозь. Летят в нас куски пластика, осколки стекла - и в дыры врывается ослепительный свет, и скорость падает, падает, скрежет - по ушам, по спинному мозгу - и мы останавливаемся...

И я вижу, что вся передняя часть нашей машины разбита вдребезги, экранов нет больше, а сама машина уже не в тоннеле, а снаружи. Солнышко светит.

А Ори подтягивает ноги в гамак, и скручивается в узел - и его трясёт и выворачивает наизнанку, совсем как человека. И он уже не подземный хозяин - выглядит, как лешак. Правда, как больной лешак, если только такие бывают.

И я выбрался из своего гамака, подошёл к нему и вынес его из машины наружу. Он был лёгонький, как всегда, и я держал его, как девочку, и чувствовал, как его знобит - а Ори всё прижимался ко мне, цеплялся, как котёнок, которого вытащили из воды, кашлял, всхлипывал и бормотал:

– Снайк, как я ненавижу эти подземелья!..

Потом я сел на траву и положил Ори к себе на колени.

Мы как раз попали в то самое место - или, скажем, примерно то самое, где он меня дурачил, прикидывался Адой - и всё такое... Там были эти кусты, лианы, родники... Машина как будто вышибла какую-то заслонку - в скале дыра зияет, а края рваные: никак не камень, а то ли металл, под камень деланный, то ли блестящий пластик. Земля от дыры шагов на тридцать распахана - хоть окоп оборудуй. И стоит солнечное утречко.

– Ори, - говорю, - очнись, дружище. Надо сваливать отсюда, а то слишком уж к гадам близко...

Он голову поднял - усмехнулся.

– Зачем идти, Снайк? Полетели, а?

– Да где уж мне, - говорю.
– Рождённый ползать...

И Ори тряхнул головой - и улыбается победительно, как в лучшие времена.

– Что, - говорит, - бродяга, - признал, наконец, какой ты есть? Верно, золотые твои слова. Но ладно уж, так и быть. Помоги мне только встать - устал я что-то...

И я опять его поднял, но он выкрутился и встал на ноги. И потащил меня за больной локоть куда-то в заросли. А когда раздвинул густеющий куст - у меня чуть глаза не выскочили.