Абсолютные неприятности

– Ага, - говорю. Жую сыр и думаю, что в ней такое ненормальное. Речь, что ли... Или поведение? Никак не поймать, чувствую только, что не то.

– Тебе, - говорит, - бродяга, то бишь, солдат, лошадь нужна, наверное?

– Ага, - говорю.

– Вот лошадь, - говорит, - я не могу достать. Нашу взять мама не разрешит.

Очень серьёзная девочка. Даже слишком серьёзная. Чересчур.

– Мама не разрешит?
– говорю.
– Не переживай, дорогая, это бывает. А, между прочим, как тебя звать, красавица?

Смотрит на меня святыми и невинными глазами.

– А я не сказала?

– Вроде бы и нет, - говорю, а сам тихонько беру её за ручку.

– Так как?

Пожимает плечами и говорит кротко:

– Ори.

И я не знаю, смеяться мне, беситься или плакать.

– Сволочь, - говорю.

Вздыхает, пожимает плечами.

– Что ж делать, Снайк, - говорит.
– Не всем же быть ангелами. Сволочь, конечно... Ох, и сволочь же... Ах, какая сволочь!
– и улыбается.
– Убить меня мало. Правда?

И что я мог ему ответить, скажите на милость?

И вот сижу, доедаю лепёшку с водичкой. А Ори сидит рядышком, обхвативши ручками коленочки. Смотрит и улыбается. Симпатяга.

– Ну, что?
– говорю.
– Это, значит, ты меня спасла? В смысле, чтоб я не разбился? В смысле - спас? О, ёлы-палы, Ори, ты вообще - мальчик или девочка?! Или кто!?

Навыдавали знакомых хихиксов, серьёзной малютке - не к лицу.

– Ну, я, - говорит, - предположим, тебе помогаю, действительно. А тебе что, так уж принципиально, какого я пола, по-вашему, по-человечески?

Я затылок потёр - неловко как-то.

– Как тебе сказать, - мямлю.
– Пожалуй, принципиально.

Слушает и прётся, скотина.

– А как бы, - спрашивает, - тебе хотелось, дорогуша?

И с такой подлой улыбочкой, что меня в жар бросило.

– Что значит "как бы хотелось?" - это я, значит, пытаюсь рыпаться.
– Да мне-то какое дело? Мне всё равно...

Закатывается и делается парнем - тем самым лешаком - прямо на глазах, как будто голограмма меняется. Даже не верится, что плотское существо.

– Вот видишь, - пожимает плечиками, - тебе всё равно, а уж мне - и подавно.

И задирает кокетливо рубаху на голой поцарапанной коленке. Как раз в тему.

– Ага!
– говорю.
– Попался! В смысле - попалась! Ты - девочка!

Заваливается на спину, визжит и ногами дрыгает - дикий восторг.

– Обломись, - верещит, - Снайк! Я - мальчик!

Я только плюнул.

– Да ну тебя, - говорю.
– Всё ты врёшь, поганец... в смысле, поганка, ни пола у тебя нет, ни стыда, ни совести...

– Ах, - говорит, - Снайк, душечка, как тонко! Дай, я тебя поцелую!

– Сначала, - говорю, - опять поменяйся.

Но, тем не менее, чем дольше я с этим типом разговариваю, тем меньше в состоянии на него злиться. Забавный - и хитрющий, зараза, - уважаю, ничего с собой не могу поделать. И настроение у меня меняется к лучшему. Но тут я вспоминаю одну важную вещь - и делается не по себе.

– Слушай, - говорю, - старик, а ты не знаешь, где Ада?

Улыбается безмятежно.

– Вот уж, - говорит, - на кого мне исключительно наплевать. Наверное, попёрлась искать свою страшную колдунью, которой не существует в природе, потому что любой подземный хозяин - это мальчик с девочкой в одном флаконе. Или разбивать волшебное зеркало, которое спьяну приснилось такой же набитой дуре, как она сама. Или заниматься какой-нибудь другой лабудой - почём мне знать, какой именно?

– Да, - говорю.
– Это на неё похоже... Ори, а если её поймают?

– Выдадут замуж за своего короля, - смеётся.
– Да понятия не имею, Снайк. Скорее всего, тихонько, не больно пристрелят, чтоб не мешалась, и сказке этой - конец. А что?

– Да ничего, - говорю, - так, жалко просто... Может, поищем её? Наверное, ещё можно вытащить...

А Ори только что сиял, как та самая золотая монета - и вдруг погас. И отвернулся от меня. И говорит в сторону:

– Я в этом не участвую. И тебе не советую.

– Да я же тебя не тащу, - говорю.
– Тогда я один поищу. Для душевного равновесия. Ладно?

Тогда он начинает плакать. Всхлипывает и шмыгает носом. И я немного теряюсь.

– Ты чего?
– спрашиваю.

– Ничего!
– режет.
– Не ожидал! Она тебе всё-таки нравится! Эта безмозглая машина для махалова! Эта злобная дура, которая вопила на всю степь, что я тебя предал! Нет, помолчи! Она ж ни чёрта не соображает, что вокруг происходит, хоть земля расколись! Зато настоящая стабильная баба, да?! Благие небеса, а я-то, дурак, сам, своими руками... Доигрался!

Отцы, радетели...

– Да что ты, дружище, - говорю, - в самом деле? Просто жалко - живой человек, по дури загнётся...

Поворачивается ко мне - мама родная! Рыльце мокрое, но уже не печальное - в ледяной ярости. Маленький, очень злобный дракончик. Настроение меняется, как погода в умеренных широтах.

– Как же, Снайк, - не говорит уже, а шипит сквозь зубы. В синих глазах вприщур - красные огоньки загорелись, губу приподнял, как хищный зверёк, а под ней - кошачьи клыки. На лешака уже не похож, даже смотреть страшновато.
– Я понимаю - жалко. Что ж тут непонятного? Давай, беги, спасай свою суженую - только не надейся на повторение... сам знаешь чего! Давай, воюй с колдунами, разбивай дурацкие зеркала, плодись и размножайся - если она тебе это позволит и не прибьёт за это - а я в этой лажовине больше не участвую! Сыт по горло! Точка! Только не надейся получить назад свою летающую колымагу! Я её забираю на память, ясно!?

Вот клянусь на духу чем угодно - об авиетке я в тот момент даже не вспомнил.

– Да бог с ней, Ори, - говорю.
– Я же не про то, я просто хотел...

Сам понимаю, что какую-то чушь несу, но нужные слова не придумываются, хоть тресни.

Ну, встал он, размазал слёзы рукавом, посмотрел на меня, - жутко посмотрел, зло, насмешливо, разочарованно, грустно, - подпрыгнул, руки раскинул, и уменьшился на глазах. Чудным таким созданьицем стал - меховым комочком, из которого кожаные крылья с перепонками растут. Взмахнул крыльями раз-другой - и исчез из виду.

А я смотрел вверх - и у меня почему-то всё внутри переворачивалось.

***

Наверное, с полчаса прошло, пока я куски души вместе собрал. Как было погано, описать тяжело. Но через полчаса до меня всё-таки дошло, что поезд ушёл и надо как-то бултыхаться дальше. И самое реальное, как ни гадко - это идти искать Аду. Хотя, куда идти и как там действовать, я на тот момент даже представить себе не мог. Просто сил не было сидеть и ждать у моря погоды.