Абсолютные неприятности

– Заманчиво, - говорю.

– Вот, - говорит с поганой гримасой, - что меня всегда поражало, так это любовь эта ваша. Удовольствие от процесса, причём несложного процесса, в сущности... Ну, хорошо. Этот экземпляр у нас в загоне для рабочего материала.

– Не понял, - говорю.
– Как это вы с ней работаете?

А сам думаю: не твое это пресмыкающееся дело о любви рассуждать. Психолог, тоже! Как-нибудь сами разберёмся, а то без сопливых скользко.

А он машет всеми четырьмя ладошками.

– Часть, - говорит, - используют учёные. Но в основном, употребляем в дело их мускульную силу там, где труд ещё не автоматизирован.

Так бы, думаю, и сказал: как рабов. Удовольствие-то ниже среднего - человек в рабстве у нелюдей. Что они понимают, гады лопоухие?

– Знаешь, - говорю, - с прочими можете хоть суп варить, но мою самку уж верни, сделай милость. Что вам: одной больше - одной меньше...

И Тшанч кивает согласно и говорит через селектор:

– Шлокт, доставить самку номер двести восемь из загона для рабочих в сектор "Ш". Будете отлавливать - не повредите: нужна здоровая.

И оборачивается ко мне.

– Подождёшь, - говорит, - в комнате отдыха для операторов. Потом ещё поболтаем. Занятно.

Кому занятно, а кого сейчас вырвет.

У операторов небольшой закуток оказался, этакая каморочка, тёмная и тёплая, метров в двадцать квадратных, а потолок невысокий - рукой можно дотянуться. И никакой тебе лампы - никакого тебе света. Операторам-то ни к чему, тем более, на отдыхе.

Когда Тшанч дверь закрыл, темно стало, как в сундуке.

Я решил, что там нет никого. Пробираюсь ощупью, дай, думаю, найду, куда присесть, может быть, посплю чуток. Ещё ночь кромешная по моим расчётам. И вдруг натыкаюсь рукой на что-то гладкое и холодное. И прямо у меня перед носом два жёлтых огня вспыхивают - как те самые циферблаты для модерновых будильников.

– Ты что, - слышу, - теплокровный, ошалел совсем?!

И чувствую: у меня под боком что-то шевелится.

– Ё!
– говорю.
– Кто тут!?

А вокруг как начали глаза открываться! Смотрю, а в этой клетушке тех операторов только проснулось шесть штук, а сколько ещё спит, непонятно, но по ощущениям - порядком. Честно говоря, не так уж и уютно.

А гады щиплются и трещат. То ли недовольны, что я в помещение вторгся, то ли, напротив того, прикололись и веселятся - впотьмах непонятно.

А, думаю, плевать! Однова пропадать, терять нечего.

– Ну, чего, - говорю, - страшные колдуны, ужас мира! Бедный смертный не хотел вам дрыхать мешать, он и сам не прочь от того, да только жрать ему до дури охота. Может, тут у вас еда есть, раз всё равно не спим?

Молчат, моргают. Ну, я уже учёный, я знаю, что жестами общаются. Жду, пока договорятся.

– Эй, - слышу, - теплокровный, ты как это сюда забрёл? Вам в жилом секторе не место!

– Меня, - говорю, - некий Тшанч просил тут подождать. Знаете такого?

– Дык, - говорят.
– Шеф контрразведки. Но до диких-то ему какое дело? Он же с лешаками работает...

И тут я становлюсь в пятую позицию и делаю морду кирпичом.

– Это кто тут, - говорю, - дикий, я не понял? Ты глаза-то свои крокодильи разуй, недоразумение!

И тишина. У гадов - шок. И я начинаю действовать.

– Мы, - говорю, - с вашим шефом контрразведки разработали совместную программу против нестабильных существ из леса. И я вам не дикий. Забудьте это слово. Я - инопланетчик. Только контакты до сих пор были засекречены, ясно, мокроносые?! Я вот до сих пор не знаю, можно ли вообще всяким операторам доверять, или я зря тут язык распустил. Инструкции мне не дали по этому поводу.

– А откуда знаешь Тшанча-то?
– кто-то спрашивает, робко так.

– Тебе скажи, - говорю, - рептильная морда! А ну как ты шпион? Ну ладно, шучу. Так и быть. Случайно. Меня завербовали. Ваш Тшанч кадры нюхом чует. Я такое видал - вы б в собственные уши позаворачивались со страху. Что мне оборотни какие-то - фу!

Наглость - второе счастье, если только не первое. Кто-то мелкий уже пищит под ухом:

– Так ты, как я понял, кушать хочешь?

– Времени, - говорю, - не было пожрать. Только что сверху. Что было: рассказать - никто не поверит.

– Сейчас, - говорят. И завозились в темноте.

Я же помню - они вполне съедобные штуки едят, даже вкусные. Воспользуюсь случаем, думаю. Ну и суют в руки какую-то миску или тарелку, а пахнет от неё будто орехами. Пошарил рукой - точно, орехи, с полпальца длиной каждый. Попробовал один - есть вполне можно, солёный такой.

– Класс, - говорю.
– Будем представлять к наградам - вам зачтётся.

И меня кто-то обнимает холодной лапищей за шею - мир, дружба, жвачка. Терплю. Этикет есть этикет. А в самое ухо редко и холодно дышат и говорят:

– Надо же! Совсем на дикого не похож! В доску свой!

– А то, - говорю.
– Будь спок, старина.

Тогда меня хватают за пояс и тянут вниз. И мне приходится сесть на что-то мягкое. И я сижу, хрупаю эти орехи и веду светскую беседу аса контрразведки: вру, хвастаюсь и надуваю щёки. А гады развесили уши по всему помещению - вешай хоть какую лапшу, уже всему верят. И тогда я спрашиваю между прочим:

– Тшанч как-то обмолвился о каком-то обалденном источнике энергии... Я тогда-то не стал уточнять - времени не было, но сейчас вспомнил, и интересно... Вы не в курсе?

Мнутся и гнутся.

– Вообще-то, - говорят, - мы не такие большие персоны, как Тшанч. Насчёт всяких новых идей нас не слишком просвещают...

– Я, - говорю, - слыхал, что уже не чересчур новая, в том-то и дело. Про сверхсекретные разработки я бы и спрашивать не стал.

– Ну, - мямлят, - трудно сказать, что он имел в виду из старого... Может, гравигенератор или...

– Пирит, - подсказываю.
– А?

– Не наше слово, - говорят.
– Может вещь и есть, да зовётся иначе...

– Да ну вас, - ворчу.
– Не знаете ни чёрта, только пальцы гнёте.

Они смутились и позатыкались, а я думаю: слишком хорошо - это тоже плохо. Наелся, сунул горсть орехов в карман про запас - неплохая, между прочим, еда, чувствуется много калорий и места мало занимает. Потом нашёл ощупью флягу с водой, напился и задремал. И гады расползлись по своим углам, чтобы не мешать.

Я ещё подумал, что здорово их построил - душа радуется.

Проснулся - скандалище!

В зале с мониторами так орут, что эхо поигрывает - в операторской слышно. Я потихоньку встал, подобрался к двери и приоткрыл чуток - чтобы слова разобрать.