Абьюз

– Всё это слова! Лишь слова!

– Если бы это были просто слова, – поиграл бровями Кинг. – Не знаю, зачем я скажу то, что скажу? Может быть для успокоения того, что некогда было совестью? Не то, чтобы выбора у меня тогда не было – он был. Но стоял весьма сурово. Твой отец – или моя сестра и наши с нею дети. Я выбрал семью, принеся в жертву друга. Мне правда жаль, что так случилось. Если бы твой отец не был тряпкой и вовремя поставил в определённые рамки твою мать, всё могло быть иначе.

– Не смейте!!! Не смейте так говорить о них!

– Ладно, не стану оскорблять дочерние чувства. Кстати (или не кстати?) тебя ведь наверняка интересует вопрос, почему, хотя бы из уважения к памяти моего друга, я не был с тобою мягок, а повёл себя как последний жестокий подонок? Ну, во-первых, я такой и есть. А во-вторых, Линда Филт, ты не похожа на своего отца. Вернее, ты состоишь из странной комбинации черт обоих родителей, но они сошлись в тебе не лучшим образом: храбрость и прямота Теда в сочетании с тупым, ослиным упрямством Лин. Прояви ты чуть больше гибкости, чуть больше мягкости…

– Пошёл вон!

Линда произнесла это до того, как осознала, что делает.

Лицо Кинга окаменело – просто маска Сфинкса. Но под холодной маской просвечивала пугающая, всепожирающая ярость голодного зверя, готового в любой момент с наслаждением растерзать жертву.

Это не пугало. И ни фига не возбуждало.

Линда просто хотела, чтобы Кинг убрался из её дома, чтобы не видеть его демонически-красивого и при этом, до тошноты омерзительного, лица! Не слышать его голоса!

– Я сделаю то, что ты хочешь, раз иного выбора ты мне не оставляешь. Я буду на тебя работать, буду шпионить, как последняя крыса, раз жизнь моей сестры напрямую зависит от этого. Но, сделай милость, избавь меня от созерцания того, как ты тут сидишь и пыжишься, пытаясь изобразить из себя козырного туза! Мы оба знаем, что это не так.

Рэй Кинг поднялся и не спеша подошёл к ней, зависая, подобно тёмной башне.

– Изобразить из себя козырного туза? А кто же я, по-твоему, если не он?

Линда и не подумала опускать перед ним ресницы, прямо глядя в красивые ненавистные глаза.

– Ты и без меня прекрасно знаешь – кто! Потому и пыжишься. Ты всего лишь шестёрка, Рэй Кинг, марионетка Фабиана.

Линда выплеснула фразу чуть ли не в одно слово, на одном дыхании

Кинг на несколько секунд застыл в неподвижности, будто изображал из себя статую Командора. Глаза его оставались невероятно-синими и ясными, на губах играла лёгкая улыбка.

– Как неразумно с твоей стороны вспоминать старые имена, о которых тебе знать не полагается.

Он обошёл кресло, в котором сидела Линда, встав за ним, облокотившись на спинку.

– Скажите честно, мисс Филт, бросая мне в лицо эту фразу, что вы чувствуете? Что творится в вашей, с виду умненькой, для взгляда, вполне приятной, головке? Не так уж трудно уловить ход ваших мыслей. Как любят писать многие современные авторши, характеризуя своих главных героинь: «Она была прекрасной, дерзкой и независимой»? Ну, так что, бросая мне в лицо оскорбления, вы видите себя такой – прекрасной, дерзкой и независимой? У меня для вас новость, милейшая. Со стороны вы не смотритесь прекрасной – вы смотритесь глупой.

Его голос утратил насмешливую мягкость, зазвучал с монотонностью автомата:

– Мы с вами не в романе. Я не прекрасный рыцарь, что станет благородно терпеть, пока дама загоняет ему под ногти шпильки своего остроумия. Или того, что кажется ей таковым.

Пальцы Кинга сжались на волосах Линды. Зажав её волосы в горсти, он рывком заставил её запрокинуть голову.

От боли у молодой женщины слёзы навернулись на глаза.

– Я могу, не напрягаясь, сломать тебе шею, – прошелестел Рэй. – Могу разбить в мелкое крошево из костей хорошенькое личико, затем вправить лицевые кости на место, зарастить без следа с тем, чтобы ещё раз повторить экзекуцию.

Кинг склонился так низко, что его ненавистное для Линды лицо оказалось совсем рядом. Она чувствовала его дыхание. Самодовольная улыбка скривила надменные, чётко очерченные губы:

– А могу вместо боли доставить тебе наслаждение, которое, в итоге, будет не чуть не меньшим насилием.

Он потянул её за волосы, принуждая встать иначе просто вырвал бы их с корнем.

Когда вторая его рука сжалась на горле Линды, впечатывая её в стену так, что боль в затылке расцвела острым цветком, она замерла, боясь пошевелиться – каждое движение сокращало дистанцию между ними.

Они стояли в той же позе, какую так часто любят показывать в любовных мелодрамах. Она, распластанная по стене, он мужественно над ней нависающих, агрессивный и сексуальный. Правда в коктейле чувств, испытываемых Линдой, было, казалось, всё, кроме сексуального возбуждения.

–Подумай, мы ведь могли бы уже закончить наш славный разговор, милая моя рыбка, если бы тебе не пришла охота плеваться ядом.

– Я вас ненавижу! – прохрипела Линда с чувством.

– Вот н ненавидела бы молча во избежание конфликтов. Или в прошлый раз я недостаточно хорошо объяснил, что со мною лучше вести себя уважительно? Не проявляя характер?

– Пошёл ты!

Он ударил её наотмашь, вскользь, тыльной стороной ладони, при этом заботливо поддерживая, так чтобы ненароком на пол не упала.

Видимо, не хотел наклоняться и поднимать?

Щека загорелась, будто по ней кипятком плеснули.

– Ты явно не понимаешь доброго обхождения, киска. Ты не исключение из правил – скорее его подтверждение. Большинство женщин его не понимают, что роднит их с собаками. И тех, и других к месту приучать нужно как можно раньше. И с теми, и с другими кнут лучше пряника.

Кинг прижался к ней всем телом, так, что Линда почувствовала его эрегированный член, упёршийся ей в бедро.

– Я поняла вашу мысль, – хриплым голосом проговорила она. – Можете не развивать её дальше.

– А что ты предлагаешь мне сделать? – рассмеялся Кинг, опуская руку ей на ягодицу и грубо прижимаясь к ней всем пахом.

Линду мутило от отвращения.

Она не была подвержена стокгольмскому синдрому, насильник не вызывал в ней иных эмоций, кроме желания пришлёпнуть его, словно муху. Жаль, что желание неосуществимо. В этом противостоянии у неё ни шанса на победу.

Какая фатальная несправедливость, что у этого демона красивые глаза.

Нет, они Линду нисколько не пленяли, не затягивали ни в какой омут, не будили в её груди фонтан противоречивых чувств. Глядя в них, она ни в чём не растворялась, не забывала о своей жгучей, как кислота, ненависти.

Просто это было правдой: у Рэя Кинга были красивые глаза. И красивое лицо. И отличная фигура. И он был отъявленной, первостатейной, опасной мразью. Двуногий хищник.

– Отпустите меня, – потребовала Линда.