Адам - значит человек! За шаг до Победы

Затихшая на несколько секунд стрельба возобновилась с особой яростью.

– Упертые, сволочи... эсесовцы сраные!
– процедил Малявин.
– Эти не сдадутся. А еще жизнь им гарантировали сохранить...

– Не, там не эсесовцы, - возразил сержант Ванюшин, - там ополчение вроде, то есть фольксштурм, вперемешку с... э-э-э... вермахтом.

– Не все ли едино?

– Ничего, - усмехнулся взводный, - и этих дожмем, и тех дожмем.

– Товарищ лейтенант, - встрепенулся связист, - Волга-семь на связи!

Взводный взял протянутую трубку.

– Кама-два на связи! Есть! Понял, Волга-семь!

– По местам!
– крикнул лейтенант.
– Ванюшин на корректировку. Через пять минут артиллерия даст пять залпов. После пятого открываем огонь и атакуем.

Весь взвод сконцентрировался у оконных проемов. Взяли на прицел верхние этажи противоположного здания.

Первый снаряд разорвался где-то за зданием, второй разнес чердак ближе к улице. Два последующих взорвались в районе третьего этажа, частично обрушив фасад, при этом из левого крайнего окна, где стоял пулемет, выбило все мешки с песком. Бойцы взвода, матерясь, вжимались в стены. Слишком близко ложились снаряды. Последний снаряд лопнул с небольшим недолетом, окончательно обрушив без того разваленное соседнее здание.

– Огонь!
– крикнул взводный.

Весь взвод открыл ураганный огонь по оконным проемам.

– Еп, куда?! Назад! Цюрюк, мля!

Абулхаиров стрелял по подвальному окну и не сразу понял - кому кричит Карпов. Затем проследив за его взглядом, вздрогнул - прямо посередине улицы, среди свинцовых трасс, рикошетов и выбиваемого пулями щебня брел, спотыкаясь, маленький мальчишка.

Немецкий пулеметчик его пока не видел. Через пару шагов пацан минует обгорелый остов кубельвагена и выйдет прямо под кинжальный пулеметный огонь.

– Стой!
– крикнул кто-то.

– Назад!
– подхватил другой.

– Пропадет пацан, - выдохнул Карпов между очередями.

– Цюцюк! Цюцюк!
– истошно заорал Абулхаиров.
– Ложись!

По обгорелым обломками визжали рикошеты, но мальчишка брел, зажимая голову маленькими ладошками. Еще шаг и...

Сердце сержанта замерло. Вдруг показалось, что по улице идет его сын.

– А-а-а!
– дав короткую очередь, Бейсенгали перемахнул подоконник и бросился к мальчишке.

– Куда?!
– закричали следом.
– Сержант! Назад!

Но сержант не слышал. Подлетев к пацану, он схватил его в охапку, но обратно уже не успеть. Ватник в нескольких местах дернуло, рядом провизжали рикошеты. Абулхаиров упал на брусчатку, закрывая мальчишку собой.

– Нихт шиссен...
– шептал мальчишка, - битте... ихь абэ анст... майн гот, ретте михь... битте... мутти... ви...

– Корыкпа, балакай...
– прошептал сержант и зажмурился, ожидая смертельные удары в спину.

Но ничего не происходило. Сначала пули выбили каменную крошку в трех метрах от Бейсенгали, затем чуть дальше, потом стрельба стала реже, а затем вообще стихла. Нет, на соседних улицах канонада не прекратилась. Наоборот даже усилилась, но тут будто наступило перемирие.

Мальчишка тоже затих, испуганно прижимаясь к Бейсенгали. Сержант открыл глаза. Пулемет молчал. С других окон немцы тоже не стреляли. Не стрелял и его взвод.

Сержант медленно обернулся - в узкой амбразуре окна торчал ствол MG, и ясно виделись в глубине два лица. Пулеметчик со вторым номером внимательно смотрели на Бейсенгали. Обычные лица, бледные, запыленные и очень усталые глаза.

"Почему он не стреляет? Мальчишку увидел?".

Абулхаиров огляделся. Он находился аккурат посредине улицы. Любой выстрел врага и все...

– Журек салт жок коркыныш биледи* - пробормотал Бейсенгали и начал медленно подниматься. Мальчишка сжался на груди, вцепившись в ворот и лямки мешка. Сержант встал, и вновь взглянул на пулеметчика. Тот по-прежнему смотрел на него, а ствол MG направлен точно в грудь.

"Выстрелит, - подумал сержант, - сейчас выстрелит. Надо пацана убрать".

Бейсенгали, не отрывая взгляда от проема, наклонился, чтобы поставить мальчишку на землю, но тот всхлипнул и еще крепче вцепился в ватник.

Второй номер начал что-то говорить первому. Тот кивнул, затем опустил ствол MG и начал махать рукой. Сержант не сразу понял, что немец гонит его. Абулхаиров скользнул взглядом по другим проемам. Наверняка немцы следят за русским и не стреляют из-за мальчишки. Бейсенгали вновь смотрит на немецкий пулемет. Немец махнул рукой еще раз, затем устало снял каску.

– Сержант, - услышал он, - давай назад, прикроем...

Сержант повернулся и медленно подошел к зданию. Он чувствовал, что все враги держат его на прицеле. Но никто вслед не выстрелил.

– Ну, ты, Темиртасович, даёшь!
– выдохнул встретивший его Карпов.
– Я думал все...

В здании его обхлопали бойцы и проводили вглубь дома.

– Сержант Абулхаиров, ко мне!
– тон лейтенанта не предвещал ничего хорошего.

Сержант попытался отцепить мальчишку от себя, но не преуспел - тот по-прежнему крепко держался за воротник и лямки заплечного мешка. Бейсенгали вздохнул, утер выступивший на лице пот, поправил автомат на правом плече и, придерживая левой рукой пацана, шагнул к командиру.

– Товарищ лейтенант, сержант Абулхаиров по вашему приказанию прибыл!

– Сержант Абулхаиров!
– и тут лейтенант сбился, его взгляд скользнул по немецкому мальчику.
– Сержант... ты...

Взводный вдруг улыбнулся.

– Ты молодец, сержант, - и он легонько толкнул Бейсенгали кулаком.
– Но теперь нам все заново надо начинать. Марченко, связь! И что я комбату скажу...

Последнее взводный произнес тихо.

– Волга-семь ответь Каме-два...
– забубнил в трубку Марченко, - Волга-семь ответь Каме-два... Волг... Волга-семь, тащ лейтенант!

Не успел лейтенант взять трубку, как от окон закричали:

– Товарищ лейтенант! Товарищ лейтенант!

– Что?
– обернулся взводный.

– Товарищ лейтенант! Немцы сдаются.

– Как сдаются?
– удивился лейтенант.

– Белые флаги вывесили. Вон, из окон висят.

Взводный шагнул ближе к проемам, не веря, посмотрел через улицу и, наконец, поднес трубку к голове.

– Волга-семь, я Кама-два, немцы сдаются...
– доложил он командиру.
– Да, выкинули белые флаги, товарищ капитан. Есть! Понял, Волга-семь!