Адамант Хенны
Шрифт:
Фолко стиснул ладонями голову. По правде сказать, его уже не слишком занимала стратегия и тактика этой войны. Да, война – всегда война… но после грандиозного вторжения Олмера, когда дрожали основы Мира, когда армады Востока рвались к Арнору через Врата Рохана, всё было как-то по-другому. Честнее, откровеннее… А теперь? Олмер, похоже, привёл под умбарские стены едва-едва десять тысяч мечей – Олмер, повелевавший целыми народами! Вся армия Божественного Хенны, что действовала в Тхереме, не превышала пятидесяти тысяч. Поневоле вспомнишь ту ужасающую армаду перьеруких, коих хозяин Адаманта безжалостно бросил на убой, бросил, похоже, с весьма нехитрыми целями – избавиться от лишних ртов, ослабить Тхерем,
Да, Хенна – не Олмер. Куда как не Олмер… Фолко провёл ладонью по лбу. Его не оставляло ощущение, что все эти мелкие походы, стычки, осады и даже штурмы есть всего лишь прелюдия к чему-то по-настоящему страшному, перед чем поблекнут даже ужасы вторжения.
Малыш занимался своим любимым делом – пускал «блинчики». Торин мрачно полировал топор. Войско должно отдохнуть… а потом – новый поход по уже известной дороге. И так до тех пор, пока этот распроклятый Адамант не окажется в их руках… чтоб ему вообще никогда не являться в этот несчастный мир! Вон Тхерем уже разорён мало что не дотла. А мы всё бьёмся и бьёмся… за этот светящийся кусок камня, невесть откуда взявшийся и невесть почему такими Силами наделённый… Были моменты, когда Фолко (от отчаяния, не иначе) уже соглашался считать его осколком сгинувшего в земле Сильмарилла, если б сам не понимал – не может такого быть. Ни за что не может.
Рядом с хоббитом прикорнула, свернувшись клубочком, уставшая, измучившаяся Эовин. Ей минуло пятнадцать, и отныне никто в Рохане не осмелился бы назвать её «девчонкой», не рискуя нарваться на звонкую оплеуху. Она молодцом держалась всё это время, пока армия эльдрингов пробивалась к берегам Бронзовой реки, и потом, когда они с тем же упорством стремились вырваться к морю. Фолко редко видел её в те дни: Эовин пользовала раненых, а он с гномами шёл в рядах арьергарда, сдерживая постоянные атаки тарегов. Шла малая война, так хорошо знакомая хоббиту ещё по Энедвэйту…
Что же дальше?
Отдохнуть, пополнить запасы – и вновь назад, к вожделенному Адаманту…
«А те воины, что сложат свои головы, добывая его?»
«Ничего не поделаешь».
«Кровь их – на твоей совести, хоббит».
«На моей совести кровь многих, которых я убил, потому что они хотели убить меня. Оставим этот глупый спор, слышишь?!»
«Слышу. Но если ты говоришь, что достоин владеть Адамантом…»
«Я не говорю, что достоин! Всё, что я хочу, – это изгнать Зло из нашего Мира… все эти Кольца, Камни и прочее – не по нему».
«А ты уверен, что сумеешь? Ты ведь давно не заглядывал в свой перстень, не пора ли?»
И Фолко заглянул.
Окрепший дух его послушно воспарил в поднебесье, в один миг окидывая взором громадные пространства; неправильно это было, неприлично для добропорядочного хоббита, но Фолко уже и сам понимал – ему уже не место в Хоббитании. Родина будет жить без него… как жила все эти годы, пока он скитался по Средиземью…
Свет Адаманта растёкся уже далеко, очень далеко, достигнув самых отдалённых краев громадного материка. И везде, куда только смогли проникнуть его лучи, Фолко видел только одно – кровь и смерть.
…Он увидел Брего, Третьего маршала марки, с каменным лицом приказывающего казнить Эомера и Теодвейн – брата и сестру, детей Эодрейда. Он увидел отряды Всадников Рохана, бьющиеся друг с другом, – и впился зубами в ладонь, чтобы не закричать. Над Дунхарроу поднимались облака дыма, войско стояло под стенами Хорнбурга…
…Не лучше обстояло дело и у тех, кого принесло в эти края вторжение Олмера. Хегги и ховрары вспомнили какие-то давно поросшие быльём обиды, и приморские деревни распадались пеплом, а людей уводили в рабство, и не было различий между враждующими…
…Хазги сошлись с дунландцами, и смертоносный ливень тяжёлых,
пронзающих любой доспех стрел сметал ряды защитников Тусклоземья. Но и те не оставались в долгу – отряды хазгов попадали в засады, и тогда исход дела решали не луки, но мечи и копья……И в Гондоре, которому, как воздух, нужно было единство и спокойствие, озлобленные люди рвались на площади, схватываясь с королевскими стражами в стычках столь же бессмысленных, сколь и яростных. И гордые владыки Дол-Амрота вдруг вспомнили о текущей в их жилах эльфийской крови, презрительно отказываясь иметь дело с «худородными»…
…Беорнинги что-то не поделили с обитателями Рованиона; вспыхнул мятеж в королевстве Лучников – Эсгарот требовал торговых льгот и привилегий…
…И даже в ряды гномов медленно, но неумолимо вползал роковой раздор. Фолко видел бредущих под снегом изгнанников: жалкие котомки за плечами, матери прижимают к себе плачущих малышей, хоть как-то пытаясь защитить их от холода…
– Превеликие Силы, – прошептал хоббит, не зная точно, к кому же он, в сущности, обращается. – Это что – всё он? Адамант? Да кто же мы тогда – живые создания или чьи-то игрушки, если нас так легко заставить совершать подобное? Или прав был Мелкор: такое в природе всех Детей Эру? Нет, нет, не хочу верить! Это всё он! Адамант! В Ородруин его… в Ородруин… пусть даже ради этого придётся вновь убить Олмера…
Но разве совершённое Зло забудется так просто?
Фолко содрогнулся. Да. Верно. Не забудется. Ни теми, кто Зло вершил, ни теми, кто пострадал. Уголья мести вспыхнут пожарами новых войн; нет, нет, как же не правы те, кто надеется, будто Адамант станет служить им, точно преданный пёс! Нужен такой вот Хенна… чтобы стать Божественным и гасить все ссоры и свары между своими… играя магией Камня, точно ребёнок, и отправляя на смерть тысячи и тысячи…
«А что же у меня дома?! – вдруг мелькнула страшная мысль. – Что, если там… Бэкланд схлестнулся с Восточным Пределом, а Предел Северный – с Западным?.. Взглянуть?..»
Нет. Слишком страшно. Фолко помотал головой, и радужный мотылёк, дивное эфирное создание, замер, слабо трепеща крылышками, зависнув на невообразимой высоте.
«Нет. Пусть это глупо, но… но я хочу верить! Я хочу верить, что дома всё в порядке!.. Пусть я никогда больше не увижу Хоббитанию – но я хочу верить!..»
Теперь он вновь смотрел на перстень. Божественный Хенна перенёс ставку чуть севернее прежнего. Он застрял здесь, в далеко не самых приятных краях Великого Тхерема, и Фолко понимал почему – Хенне приходилось вести войну в окружении. Хриссаада наполовину принадлежала горбуну Санделло и его отчаянному отряду; Олмер ловко кружил вокруг Умбара, раз за разом выигрывая мелкие стычки; Скиллудр отрезал пути на юг, в коренные владения тарегов, и новые их отряды, что шли из-за хребта Скелетов, уже схватились с его многочисленным войском. Пока левая рука Олмера (правой, конечно же, оставался Санделло, хоть и действовал на левом крыле) успешно сдерживала натиск, перекрыв горные тропы…
Адамант теперь горел яростным, почти нестерпимым Светом. Его огонь въедался в сознание – да что там в сознание! – в плоть! Тончайшие струйки Света сочились сквозь твердь Арды, по мельчайшим, глазом не видимым путям достигали они Костей Земли, и все усилия Чёрных гномов не могли исправить содеянное. Слабел крепчайший гранит, и миллионы раз прокованная сталь внезапно начинала гнуться…
А взор хоббита скользил всё дальше и дальше, и он видел бушующие океаны подземного пламени – мрачного, алого, гневного. Древней ненавистью ярились его волны – казалось, они до сих пор хранили в себе боль и гнев Мелкора. Взгляд Фолко скользнул вдоль чёрного жерла Ородруина: земные пласты послушно расступались, словно рассечённые гигантским незримым мечом.