Адаптация

Шагая в соседнее крыло Корпуса, я ожидал увидеть там кого угодно: Гагарина, Олю, Мещерского… даже великую княжну Елизавету собственной персоной, хоть после тайного побега из Зимнего ее наверняка караулили сутки напролет.

Однако действительность оказалась… пожалуй, куда прозаичнее — с одной стороны. И оттого абсолютно непредсказуемой.

— Вовка!

Дядя смотрел в окно, сцепив руки за спиной, но при звуке открывающейся двери развернулся. Шагнул вперед, чтобы обнять, но в последний момент будто бы застеснялся собственного порыва и тут же посуровел.

— Ну здравствуй, герой, — Морозов-младший, до этого вальяжно развалившийся в кресле с телефоном, порывисто поднялся, пересек комнату и крепко пожал мне руку. — Рад, что не ошибся в тебе. Орел!

Я лишь пожал плечами — мол, так уж получилось.

— Да ладно, не скромничай. Мне тут поведали о твоих подвигах. Не зря я говорил еще в Ростове — мне бы десяток таких парней…

— А вы тут как? — попытался я перевести тему.

— Да вот, приехали родню проведать. Климат сменить, так сказать, — Морозов усмехнулся. — Хоть на зиму посмотрим. А то у нас — сам знаешь, одно название. Дождь да ветер.

— Как будто что-то плохое, — прогудел в усы дядя. Кажется, ему в Петербурге было не очень-то уютно. — Юг все-таки. А не вот это вот все… На болотах.

— Ой, Константин Иваныч, ну чего ты, в самом деле. Красота же! Северная Пальмира! Столица! — Морозов прямо сиял. Кажется, у него было очень хорошее настроение.

— А мне в южной столице как-то привычнее, — дядино настроение — полная противоположность.

— Ну, насчет южной жители Екатеринодара с тобой не согласятся, — Морозов рассмеялся. Я тоже невольно улыбнулся: споры между Ростовом и Екатеринодаром о праве именоваться столицей Юга давно уже стали притчей во языцех. Куда там Москве и Питеру…

— Так, а вы просто в гости или по делу?

Вступление слишком уж затянулось. И напускное радушие Морозова, и искреннее дядино недовольство — оно все не просто так. А в том, что радушие напускное, я практически не сомневался.

Нет, настроение у него явно было ощутимо выше среднего, но постоянно вибрирующий телефон и глубокая складка, то и дело появляющаяся между бровей, намекали, что на самом деле сейчас Матвей Николаевич очень даже занят. И, вероятно, параллельно решает вопросы если не всероссийского, то как минимум приближенного к нему масштаба.

— А не отобедать ли нам, судари? — Морозов широко улыбнулся. — А то дорога, потом в делах все утро… Поедемте-ка в «Метрополь» — я как раз там давно не был. И недалеко, и вкусно…

— Эм-м… — протянул я. — Вообще-то у нас весь Корпус на казарменном, увольнительные до Нового года отменили. Да и после всего этого — мне-то уж точно не светит.

— Ой, — Морозов только отмахнулся. — Давай, мчи переодеваться, мы тебя здесь подождем.

Да, хорошо быть сыном главы Совета Имперской Безопасности…

Вот только мои родственники себе такого не позволяли.

* * *

За воротами нас ждал уже знакомый мне огромный внедорожник, и сейчас я смог рассмотреть его как следует.

«Шевроле Тахо». Губа не дура у Матвея Николаевича. Видимо, как раз тот случай, когда имидж решает — никакой практичности во владении таким автомобилем лично я не видел совершенно. Ни в монструозных габаритах, которые в городе только мешают, ни в объеме двигателя в пять с лишним литров, пожирающего бензин в астрономических количествах, даже когда машина просто стоит на светофоре.

А так — ну да, серьезная техника. Большая, мощная, сметающая все на своем пути… Даже не бегемот, а носорог. Под стать характеру хозяина. Да и водил Морозов соответственно: уверенно, агрессивно… И не слишком-то аккуратно. Он и в Ростове наверняка чувствовал себя как дома, а в Петербурге и вовсе едва обращал внимание на светофоры и дорожные знаки.

Впрочем, неудивительно: на юге тоже знают Совет Безопасности, но пока он расшевелится, пока дотянется… А здесь — вот, совсем рядом, чуть ли в полном составе, да еще и с отцом во главе. Попробуй тут ездить как все, по правилам.

Войдя в «Метрополь», Морозов сбросил пальто на руки подскочившему швейцару и быстрым шагом направился к столику у окна. Времени у нас как будто имелось предостаточно, однако привычка все делать буквально на бегу никуда не делась, и пока мы с дядей разоблачались у гардероба, он уже успел устроиться, но к меню так и не прикоснулся.

— Доброго дня, ваше сиятельство! Рады снова вас видеть.

К нашему столу подошел мужчина с тронутыми сединой висками. Прямой, чопорный, в угольно-черном костюме с бабочкой. Явно не рядовой официант и даже не старший по залу. Поприветствовать дорогого — во всех смыслах — гостя вышел то ли местный управляющий, то ли вообще сам хозяин. Десять лет назад «Метрополем» владел кто-то из многочисленной родни Мещерского, но с тех пор многое могло измениться… Кроме уровня обслуживания и цен — заоблачных не только для простых смертных, но и даже для некоторых столичных аристократов.

Но уж точно не для нашего… кхм, кормильца.

— Здравствуйте, Давид Ааронович, — отозвался он, немало меня этим удивив.

Я уже успел заметить, что Морозов вообще не обращает внимания на прислугу, однако сейчас почему-то не поленился обратиться по имени и отчеству. Не как к равному, конечно же — но все же с некоторым уважением в голосе.

— Вам как обычно, или желаете что-нибудь особенное?

— Вы знаете… А давайте-ка просто пообедаем. Все блюда — на ваше усмотрение, любезный. Мы ненадолго. Дел еще… — Морозов развел руками, наглядно демонстрируя, сколько у него еще дел. И будто извиняясь, что на «как обычно» времени сегодня не хватит.

— Как пожелаете, ваше сиятельство. Велите подать аперитив?

— Пожалуй… И будьте любезны шампанского. Сегодня нам определенно есть что отметить.

— Поздравляю, ваше сиятельство, — кивнул Давид Ааронович. — Сейчас же будет исполнено.

Уже через несколько минут на столе появились три бокала на тонких ножках и пузатая бутыль в ведерке со льдом, а следом за ними французские булки, буженина, красная рыба… Все, разумеется, высших сортов и исключительно первой свежести — по-другому в «Метрополе» не бывает.

Десять лет такая трапеза показалась бы мне чем-то самим собой разумеющимся, но сейчас я почему-то чувствовал себя не в своей тарелке. То ли уже успел прикипеть душой к той самой двойной в сырном лаваше из ларька на углу Тринадцатой линии, то ли…

Нет, пожалуй, дело все-таки было в другом: мне просто не нравился Морозов.

И я сам никак не мог понять, почему. Его сиятельство буквально источал благодушие, был весел и исключительно вежлив, а нарочитые гусарские огрехи в этикете скорое добавляли его манерам некоторого обаяния, чем портили их. Однако неприязнь, возникшая где-то внутри еще по дороге, крепла с каждым мгновением.