Адаптация

Она подчинилась. В прорезях зеркальных глазниц ее зрачки казались белыми, а радужка, напротив, винного цвета. Темный гранат в желтоватой оправе белка.

Ее глазами на Еву смотрели все младшие сестры. И она приказала им спать.

– Не надо бояться.

Они не боялись. Они видели, слышали, понимали и подчинялись. Они готовы были к переменам, а Ева готова была перемены дать.

Только сначала следовало кое-что сделать.

Ева сняла маску.

– Здравствуй, Ева, - с трудом произнесла женщина. Ее лицо было знакомо.

Ева видела эти высокие скулы и глаза, меняющие цвет. Помнила брови, слишком темные для типа лица. И волосы, скрученные двумя жгутами.

Смотреться в живое отражение было странно.

– Здравствуй, - Ева уперла ствол под грудь и трижды нажала на спусковой крючок.
– Ева.

Ева склонилась над телом, закрыла ему глаза и маску вернула на место.

– Прости.

В голове звенел муравьиный рой, пел песню новой жизни, и Евин голос был готов ее дополнить.

Переступив через мертвеца, Ева подошла к креслу. Она села, прижимаясь к изогнутой спинке, и закричала, когда иглы симбионта пробили мышцы и позвоночный столб.

По телу прокатилась судорога. Застыло сердце. Замерли на полувздохе легкие. И спазмировавший желудок вытолкнул из горла желтоватую жижу.

Ева слышала, как прорастают в ней корни чужой жизни. Они раздвигают слои клеток и, растворяя оболочки, пьют содержимое. Они расплетают нити ДНК, сверяя с эталоном, и как меняют эталон.

Королева умерла.

Да здравствует королева!

Глава 3. Вышел месяц из тумана.

Тод лежал на крыше. Внизу царила суета. Метался по поселку луч уцелевшего прожектора, выхватывая дома и людей. Попав под прицел света, они замирали, превращаясь в удобные мишени, словно прожектор подыгрывал Тоду.

Нечестно.

На парапете крыши множились красные звездочки крови. Тод устал их слизывать. Он машинально вытер нос и, перевернувшись на спину, стащил свитер. Придавив коленом, он растянул ткань и распорол на широкие ленты. И пускай они и так в крови, но это лучше, чем вообще ничего.

Пока передышка.

Ненадолго. Идти надо. Вот только сначала дырки заткнуть. Та, что в плече, сама затянулась. Пуля прошла аккуратно, и раневой канал запечатали пробки тромбов. Если не слишком дергаться, то этого хватит. А вот побитый картечью бок зудел совершенно непотребнейшим образом. Тянуло почесать.

Тод держался.

Сложив ткань вчетверо, он прижал к рваной ране на левом бедре, перехлестнул ремнем и затянул. Пуля сидела внутри, впившись в мышцы мягкими лепестками и разможжив сосуды. Она подобралась вплотную к артерии и при малейшем движении норовила сократить расстояние.

Если повезет, не сократит.

Сирена смолкла. Прожектор замер. И Тод заглянул за парапет. Суета внизу остановилась. Люди замерли манекенами, а манекены один за одним падали на землю. Кукловод обрезал нити? Или кукловода не стало?

Тишину, воцарившуюся в поселке, нарушали лишь треск пламени, гудение ветряка и собственное Тода дыхание. Память снова перелиняла. Оказывается, адски неустойчивая штука, эта память.

– Модификация Си, - седовласый человек зачитывал вслух Тодову карту.
– Базовые характеристики стандартны. Тестовые показатели - в пределах нормы. Высокая степень унификации. Склонностей и талантов к чему-либо не обнаружено.

Человек отложил дело и снял очки. Убрав их в футляр, поинтересовался:

– Ну а сам ты что думаешь?

Тод думал, что сидящий напротив тип доверия не внушает. И что полковник Говорленко со всеми его странностями и тайной неприязнью куда как ближе и понятнее. Во всяком случае от него хотя бы ясно, чего ждать.

Этот же сидит, рассматривает. У него полное досье, там объект по имени Тод разложен на цифровые и символьные составляющие, и иных искать не стоит.

– Вам виднее, - отвечает Тод.

– Мне виднее, - соглашается человек, переворачивая лист.

Почему они до сих пор используют бумагу? Или в этом скрывается высочайший бюрократический смысл? Тайна ордена, которую не откроют неофиту.

– А вот отчет группы внутреннего надзора отмечает, что ты пишешь стихи.

Удивляться не следует. Пожалуй, удивительно, что внутренний надзор прямо в голову не заглядывает. Хотя как знать, может и заглядывает, вытаскивает Тодовы мысли, чтобы заполнить ими очередной бланк.

Жертва системе, заверенная чернильным кругом печати.

– Так врут?
– Седой ждет ответа.

– Нет.

– Значит, пишешь?

– Да.

– И как стихи?

Вот об этом Тода точно никогда не спрашивали. И что ответить, он не знает.

– У меня не было возможности получить адекватный критический разбор.

Седой хмыкнул и, достав из нагрудного кармана ручку, сделал пометку. Со стального пера скатилась синяя капля и кляксой села на лист.