Адаптация

Конечно, твари жрут тварей. Впору умилиться. А лучше сосчитать патроны в барабане да свести дебет с кредитом, чтоб в итоге на нулевой остаток выйти. Нельзя позволить этому существовать.

Оно жило. Дышало. Потело разноцветной росой на белом мицелии. Цвело и радовалось, если, конечно, оно умело выражать радость.

– Почему тут все - женщины?
– Глеб изо всех сил старался не вертеть головой. В новом коридоре из стен торчали трубки. Зеленоватая кашица стекала в горловины сосудов, и девушки-близняшки следили, чтобы кашица не переливалась. В воздухе ощущался специфический гнилостный запашок.

– Издержки партеногенеза.

Перескочив через лужицу, Айне остановилась. Развернулась. Принюхалась.

– Развитие из неоплодотворенных яйцеклеток. Y-хромосоме взяться неоткуда. Но они особо не страдают. Во всяком случае, пока. Не знаю, почему она не использует Игоря.

Планшет мигнул, сменяя карту. И Айне указала на стену, велев:

– Ломай. Тут есть проход. Должен быть, исходя из плана застройки.

Чтоб ее с ее планами... Глеб провел ладонью по ворсистому ковру. Он выглядел плотным. Пожалуй, слишком плотным, чтобы можно было пробить с пинка.

И потому пинал Глеб в полсилы. А ковер хрустнул и проломился. Айне, упав на колени, принялась руками раздирать дыру. Она отламывала кусок за куском, сдирая ногти и расширяя лаз. А когда он стал достаточно велик, ящерицей протиснулась в него.

Глебу не оставалось ничего, кроме как повторить подвиг. К счастью, стена оказалась не такой и толстой. Не войлок - скорее плотный картон.

Айне ждала. К покрытому липкой слизью лицу приклеились сухие былинки. Волосы растрепались. И цветок повис, запутавшись в тонких прядях.

Девчонка выглядела старше, чем вчера. И даже старше, чем пару часов назад.

Мерещится, Глебушка, креститься пора.

– Ты идешь?
– спросила она, глядя с неодобрением.

– Иду. Погоди. Еще вопросец. Ева хочет убить ее? В смысле царицу?

– Да. Пусть аналогия и не совсем верна.

– Ну так и ладушки. Чего дергаться?
– Глеб огляделся. Коридор, в который они выбрались, мало отличался от покинутого. Разве что стены были с проплешинами.
– Принцесса сама уничтожит монстра. Мир спасен. Благодарные жители заходятся в экстазе.

Айне посмотрела на него с жалостью и, сняв цветочек, сказала:

– Эпимирма Ванделя проникает в гнездо лептотораксов и убивает царицу. Но ее мотивация лежит вне области морали и нравственности. Она занимает освободившееся место и использует чужих рабочих особей для обеспечения собственного жизненного цикла.

– Так ты хочешь сказать...

– Ева спаривалась с тобой. И Ева спаривалась с Тодом, хотя мне неприятно констатировать этот факт. В ее матке зреют оплодотворенные яйца. Ей нужно место, где об этих яйцах позаботятся.

Вот только подробностей не надо!

И вообще девчонка ошибается. Ева - человек.

Она выглядит как человек. Она разговаривает как человек. Она ведет себя как человек!

И дроиды на людей похожи. И Кира. Она улыбалась и была счастлива. А эти вокруг тоже счастливы и не понимают, в каком они дерьме. И руки у них две, и ноги у них две, и голова одна, человеческая. А если так, то их следовало бы людьми считать. Но они не люди. А Ева? Проклятье, кому тут верить?

На все его аргументы Айне ответила небрежным пожатием плеч. И взяв за руку, сказала:

– Идем. У тебя будет возможность увидеть самому. Если, конечно, ты поспешишь.

И Глеб поспешил.

Глава 2. Здравствуй, Ева.

Кабина лифта стояла на месте, лишь на цифровом табло менялись этажи. Но как же медленно они менялись!

– На золотом крыльце...
– Ева улыбнулась отражению в темном зеркале. Отражение улыбнулось Еве. Они снова будут вместе.

Совсем скоро.

Седовласый человек раскладывал перед Евой пасьянс из пластиковых карт.

– Ваш паспорт. Ваша спецификация к чипу. Ваши кредитки. Ваша биография...
– Седой подвинул папку к Еве.
– Я надеюсь, вы осознаете всю сложность вашего положения.

Ева осознавала. Она смотрела на Седого, пытаясь запомнить - или вспомнить?
– это лицо. Он сух, как прошлогодний лист, забытый между страницами книги. Он жив, как может быть жив змей, но о змеях Еве думать неприятно.

Он смотрит ей в глаза и улыбается.

– Вы живы, госпожа Крайцер, и поверьте, это уже победа.

Ева верит. Ей нравится чувствовать себя живой, несмотря на то, что жить - больно. Тело не желает привыкать к протезам, и Ева чувствует каждую мышцу, каждую кость. Она сгибает руки в локтях и любуется узорами на коже.

Она разгибает руки и смотрит, как разглаживаются разломы складок.

Она моргает, запоминая прикосновение век к склере.

И дышит жадно, как будто еще недавно ей не позволяли дышать.

– Читайте, - приказывает Седой. И Ева открывает папку. Смотрит на себя. Радуется. Ева красива. Во всяком случае та, что на фотографии.

Сухие строки соглашения убивают восторг.