Адмирал Империи – 35

— Не расстраивайся, Демид Александрович, — успокоил своего ближайшего соратника адмирал Самсонов. — Никто на месте тебя не смог бы сдерживать бесконечно долго такой огромный флот Птолемея в «сфере» крепости. Даже я, несмотря на весь свой боевой опыт, не справился бы с этим лучше. Главное, что ты поселил страх в сердца этих мятежников, и сейчас мы яростной атакой укрепим его еще больше, превратив в суеверный ужас перед нами!

Иван Федорович говорил вдохновенно и страстно, словно древний скальд, воспевающий подвиги героев. Его слова проникали в самое сердце, заставляя кровь быстрее бежать по жилам, а душу — трепетать в предвкушении грядущей битвы. И глядя в эти горящие решимостью глаза, Зубов почувствовал, как его собственные сомнения и страхи тают.

— Я и мои гвардейские дивизии снова рвемся в бой, Иван Федорович! — отважно сказал Демид Зубов, обрадованный тем, что диктатор не гневается на него, а наоборот, хвалит. В голосе контр-адмирала зазвенела неукротимая энергия и жажда сражения, словно в предвкушении величайшего приключения всей своей жизни.

Зубов расправил плечи, и на его лице отразилась непоколебимая решимость. Он был готов вести свои корабли в самое пекло, навстречу пламени и разрывам плазменных зарядов — и победить любой ценой, ибо такова была воля его командира и глас его собственной офицерской чести. Самсонов одобрительно кивнул, удовлетворенный пылом и рвением своего подчиненного. Такие люди, как Зубов, были ему сейчас очень нужны — бесстрашные, верные, готовые на все ради победы.

— Хорошо, — кивнул Самсонов, вновь переводя взгляд на голографическую карту. — Оставляю в твоей эскадре 10-ю и 9-ю «линейные» дивизии… Как только сформируешь из них «конусы», сразу после этого можешь атаковать…

Адмирал говорил отрывисто и четко.

— Благодарю вас за оказанную честь, адмирал, — прочувствованно произнес контр-адмирал, Зубов отдавая честь своему командиру. Его голос звенел от переполнявших его эмоций — гордости, благодарности, предвкушения грядущей схватки. Для Зубова не было большей награды, чем снова возглавить атаку на врага.

— Твой флагман поврежден? — спросил озабоченно Самсонов, взглянув на карту и видя, как мигает тусклым красным цветом лейб-линкор «Москва», что свидетельствовало о повреждениях и необходимости восстановительных работ. Адмирал пристально всматривался в голографическое изображение, где усеянное звездами пространство прочерчивали светящиеся траектории кораблей. Среди этого хаоса линий и точек медленно пульсировал алый огонек флагмана Зубова, словно раненое сердце гиганта. — Я лично наблюдал за тем, как данный дредноут вел тяжелейший поединок сразу с несколькими кораблями противника…

— У «Москвы» повреждения очень незначительные, не стоит беспокоиться, господин командующий, — ответил на это Зубов, стараясь не показать вида и держать себя в руках. Несмотря на уверенный тон, в голосе контр-адмирала слышались едва уловимые нотки смятения и горечи. Демид Зубов невероятно сильно переживал свой так называемый «отход» из сектора боя с дивизией Козицына, считая его чуть ли не поражением. Мысль о том, что он подвел своего командира и не оправдал его высокого доверия, жгла душу нестерпимой болью. — Основные боевые характеристики и энергетические поля моего флагмана уже восстановлены…

Зубов старался говорить ровно и спокойно, словно отчитываясь о рутинной проверке систем. Но Самсонов слишком хорошо знал своего протеже, чтобы не уловить скрытый за этой невозмутимостью надлом. Адмирал понимал, через что сейчас проходит Демид Александрович — ведь сам он не раз оказывался в подобной ситуации, испытывая горечь поражения и страх подвести тех, кто в него верил.

— Отлично, — кивнул Самсонов, не замечая реакции молодого человека. Или делая вид, что не замечает, щадя его самолюбие и давая возможность справиться с эмоциями самостоятельно. — Запомни, ты должен атаковать построение Птолемея беспрерывно. Не считайся с потерями… Я же все это время буду следить за тем, чтобы к тебе подходили свежие подкрепления на замену. Главное, пробить их строй и вселить в них ужас своими непрекращающимися атаками.

Иван Федорович чеканил слова, словно вбивая их в сознание собеседника. В его голосе звенела несгибаемая воля и жестокая решимость, готовая смести любые преграды на своем пути. Самсонов был намерен победить любой ценой, даже если для этого придется пожертвовать половиной флота.

— Низкий боевой дух так называемого союзного космофлота Птолемея Грауса — основной залог нашей победы… — продолжал адмирал, и в его глазах вспыхивали злые огоньки. — Это уже было отчетливо видно по той нерешительности и даже трусости, которые враг продемонстрировал, когда ты запер эту громадную эскадру внутри «вагенбурга» и когда они час не решались оттуда высунуть носы своих кораблей…

Самсонов говорил с нескрываемым презрением, и в каждом его слове сквозила бездна высокомерия и самоуверенности. Он искренне считал своих противников слабаками и ничтожествами, недостойными даже того, чтобы сразиться с ними в честном бою. И сейчас адмирал предвкушал, как превратит их в послушное стадо трусливых овец, гонимое его волей и безжалостным натиском его кораблей.

— Я понял ваш замысел, господин адмирал, и в точности выполню его, — еще раз повторил Демид Зубов, обрадованный тем, что у него появляется шанс взять реванш. Глаза контр-адмирала вспыхнули решимостью и жаждой битвы, словно в предвкушении грядущей схватки. Он был готов на все, лишь бы вернуть расположение своего командира и доказать ему свою преданность и доблесть. Теперь для него существовала лишь одна цель — победа любой ценой, любыми средствами. И он был намерен достичь ее, даже если придется пожертвовать собой и своими кораблями.

— Этот глупец бывший первый министр Граус думает, что я испугаюсь количества его вымпелов и уйду в глухую оборону, — громогласно засмеялся Самсонов, забрызгивая экран слюной. В его хохоте слышались нотки безумия и неистовства, словно в предвкушении кровавой бойни. — Вместо этого, мы будем атаковать без конца, пока они сами не дрогнут и не побегут из сектора, бросив Большой лагерь и попрыгав, как зайчата, в подпространство, а затем, в соседние системы, спасаясь от нас…

Адмирал говорил с садистским упоением, словно смакуя каждое слово. В его голосе звучало предвкушение грядущей расправы, желание растоптать и уничтожить врага, не оставив от него даже воспоминаний. Самсонов давно перешагнул ту грань, что отделяет имперского адмирала от палача, и сейчас его мало волновали такие понятия, как честь или благородство. Он жаждал лишь одного — абсолютной власти и безраздельного господства над Российской Империей…

…Демид Зубов четко выполнил приказ командующего Черноморским флотом и, быстро перестроившись для атаки, повел сто двадцать пять своих кораблей прямо в лоб на врага. Стальные исполины неумолимо надвигались на противника, словно огромная космическая волна, готовая смести все на своем пути.

Гвардейские дредноуты эскадры контр-адмирала Зубова, которые благодаря своим повышенным боевым характеристикам меньше всего пострадавшие в предыдущей фазе боя, со всего размаха налетели на строй эскадр Романова, Козицына, Трубецкого и Джонса. Это было подобно удару гигантского космического молота, обрушившегося на тонкую линию обороны союзников. Пространство озарилось вспышками взрывов и разрядами орудий, когда две армады сошлись в смертельной схватке.

Первая «линия» флота Птолемея от такого неожиданно сильного удара прогнулась, но через некоторое время снова выпрямилась и отбросила атакующих на прежние координаты… Казалось, еще мгновение — и оборона рухнет под натиском «черноморцев», но защитники проявили поистине чудеса стойкости и мужества…

— Не такие уж они и страшные, — заметно повеселев и приободрившись, сказал Михаил Александрович после того, как дивизии Зубова отступили на перегруппировку. — Похоже, я напрасно переживал…