Адония
Шрифт:
– Я не мог вам представиться в том виде, в каком увидел вас впервые, три дня назад, и поэтому…
Неоспоримо, очевидно, и вне всяких сомнений: ни одна благородная женщина Англии не сделала бы того, что совершила в этот миг Адония. Шагнув, она обхватила шею художника отчаянно вскинутыми руками и прижалась щекой к его щеке.
– Я не мог… – задыхаясь от волнения, бормотал Доминик, – … Совершить знакомство… Располагая скудными средствами…
– Да, да, да, – сбивчиво прошептала Адония, – когда несчастный кот съедает половину твоего ужина…
– Но как? Разве вы видели?
– Если б вы знали, как я высматривала
– А я, если б вы знали, как я обмирал эти два дня и две ночи при мысли о том, что вы дождётесь-таки своего корабля, и он увезёт вас туда, где я вас никогда бы уже не нашёл! Но выхода не было: я должен был заработать на приличную одежду и пусть на единственный, но отвечающий такому событию обед…
– Заработать? – Адония слегка отстранилась и лучистым, сияющим взглядом посмотрела в его глаза. – Портовому художнику заработать такую сумму… Когда иной раз приходилось ночевать под опрокинутой старой шлюпкой?
– Но это-то откуда вы знаете? Ах, вы, конечно же, слышали… Да, заработал. Я продал местному знатоку искусства дорогую картину.
– О, это всё объясняет. У вас была дорогая картина?
– Ну, скажем так… Очень вовремя появилась.
– У меня тоже есть дорогая картина. Она сейчас в монастыре, где я воспитывалась. Это удивительно, но на ней нарисованы… Вы! На берегу ручья, возле колеса водяной мельницы. Ещё до встречи с вами я знала вас много дней!
– Неужели всё так? Хотел бы я просмотреть на вашу картину.
– А я на вашу!
– О, в самом деле? Тогда… Это возможно.
– Ах, правда?
– Без всяких сомнений! Ценитель искусств, который купил её у меня, рад меня видеть, и скажу больше, ждёт с нетерпением, подозревая, что у меня имеется ещё кое-что из раннего Босха.
– Вы продали картину, которую когда-то написал Иероним Босх?!
– Боже мой! Вы знаете, кто такой Иероним Босх?!
– О да. Я получила редкое образование. Так что же? Идём к ценителю? Он где живёт? Я могу карету…
– Совсем рядом! Он нарочно купил дом с видом на море. Ах, какая у него галерея! Можно смотреть целый день…
– О, нет. Боюсь, что у меня будет полчаса, если не меньше.
«Вот если бы Филиппа предупредить! – лихорадочно размышляла Адония. – Нужно чтобы за мной тотчас послали, если на горизонте появится приближающийся корабль. Стекольника подзывать к себе не годится. Что делать?»
Адония в задумчивости опустила голову, сдвинула брови. И решилась. Взглянув в сторону заполняющих портовую площадь людей, она повелительно дважды кивнула. Почти тотчас к карете подошёл длинноносый ремесленник со стекольным ящиком и, глядя в сторону, остановился поодаль.
– Иди за нами, – произнесла, также не глядя на него, Адония. – Запомнишь дом, в который мы войдём, и, если придёт корабль, позови меня. Дом этот рядом.
Затем, словно собственного супруга, или много лет знакомого человека, она взяла Доминика под руку и они двинулись в сторону города.
Но, сделав лишь несколько шагов по параду, Адония остановилась, и встал, выжидающе посмотрев на неё, Доминик.
– Этот день просто наполнен желанными встречами! – девушка, порозовев, неотрывно смотрела на шагающего по параду навстречу им, в сторону порта, забавного, на первый взгляд, человека. Длинные тонкие ноги, короткое бочкообразное туловище и приплюснутая словно блин голова
с жиденькими белёсыми волосами.– Здравствуй, Стэйк, – сказала Адония, когда человек подошёл. – Знакомься. Это – Доминик. Вон тот мастер-стекольник, эй, подойди ближе! – ну, он сам скажет, как его зовут. Значит так. Брось все дела. Тебе сейчас покажут мою карету. Потом бегом догонишь нас и запомнишь дом, в который мы войдём. Вернёшься к карете… Мастер! Когда он вернётся к карете, расскажи ему всё. Оставь вместо себя, и сбегай к патеру. Хорошую новость нужно сообщать быстро.
Отдав эти распоряжения, она вновь взяла Доминика под руку.
– Ваши слуги? – вежливо поинтересовался художник, когда они остались одни.
– У них странный статус, – подумав, сообщила Адония. – Это друзья, которые исполнительней и преданней слуг.
– Понимаю. Каким же, если не странным, быть окружению у особенного человека.
– Спасибо за незаслуженный комплимент! Я считаю, что необыкновенный человек – как раз вы!
– Боже, что за день. Внезапное, небывалое чудо. Я не только отыскал вас в этом порту, но ваше сердце оказалось второй половинкой моего собственного!
– Да, это чудо. Вот дом с колоннами в сторону моря, это не он?
– Он. Красивый дом, правда?
Они, открыв незапертую калитку, вошли.
Владелец дома, толстенький, в фартуке, что-то торопливо жующий, в самом деле чрезвычайно обрадовался гостям.
– Домини-ик! – медовым голосом протянул он, торопливо глотнув. – Решил сознаться, что в своём тайнике имеешь ещё кое-что из старых мастеров? Добрый день, леди.
– Пока ещё нет, – улыбаясь, ответствовал Доминик. – Мы позволили себе побеспокоить вас, уважаемый, поскольку дама изъявила желание взглянуть на Босха, которого я уступил вам сегодня утром.
– Нет ничего проще! Я всегда с огромным удовольствием приглашаю гостей в галерею. В самом деле, не в одиночестве же любоваться!
Проведя пришедших вдоль увешанных тускло мерцающими старым лаком полотнами стен, хозяин дома остановил их возле последнего.
– Только что повесил! – надломленным от счастья голосом произнёс он, сжимая руки. – Босх! Невероятно! Когда вы, Доминик, сообщили мне, что у вас есть ранний Босх, я не поверил. Откуда? Подумал, что, скорее всего, подделка. Но нет! Я посмотрел, и что я увидел? Иероним Босх, несомненно! Лак покрыт каннелюрцами, видите, леди, эти беспорядочные чёрточки, которые на полотно наводит его величество Время? Но не это главное. Каннелюрцы можно сделать за час, умельцы – это известно – на такое способны. Но повторить руку мастера! Совершенно исключено. Хотя бы вот та рыба на птичьих ногах, из распоротого брюха которой высыпаются золотые монеты, видите? Или вот эта кошка с клюкой, которая ведёт держащихся друг за друга слепцов! Шедевр. Как вы решились, бесценный мой Доминик, расстаться с Босхом? Как вы решились?
– О, уважаемый, – чуть наклонил голову Доминик. – У меня имелась причина…
Через полчаса, попрощавшись, они вышли из дома.
– Я до слёз тронута вашей жертвой, – тихо сказала, взглянув в лицо Доминику, Адония. – Уступить Босха!
– Это не Босх, – столь же тихо ответил ей Доминик.
– Что вы имеете в виду, когда говорите «не Босх»?
– Именно то. Я сам написал эту картину. Чтобы добыть деньги на приобретение благопристойного вида, позволившего бы мне совершить с вами знакомство.