Адония
Шрифт:
Когда лес окутал закатный сумрак, работа была завершена. Все деревца и кусты были спилены вокруг дерева на десяток шагов. Освобождённое же пространство густо покрывали торчащие из земли заострённые колышки высотой в половину человеческого роста.
– Значит так, – отчётливо произнёс владелец ружья, осторожно опуская курок. – Если захочешь спрыгнуть, – сама видишь, – превратишься в барашка, насаженного на вертел.
– На десяточек вертелов! – посмеиваясь, добавил его товарищ.
– Ночь тебе – на раздумья. Утром мы сплетём возле ствола клетку, спрыгнешь в неё. Свяжем руки, тогда дадим воды.
– Да не свались,
Крона дерева хранила молчание.
Охотники принялись устраиваться на ночлег.
– Может, костерок развести? – предположил вслух один из них.
– Ни в коем случае, – ответил ему товарищ. – Знаешь, сколько сейчас шатается по лесу ненужных помощников? Что, если кто-нибудь увидит огонь?
– Ах, да. Конечно. Гости нам не нужны.
Тьма окутала лес. Умолкли дневные звуки. Лишь негромко шелестели листья под налетающим ветерком. Пользуясь этим шорохом, Адония принялась за работу. Она разрезала своё одеяло-накидку на полосы и связывала их в один тонкий канат. План был прост: привязать верёвку к самой нижней ветви дерева, спуститься по ней до верхушек кольев, болтая ногами, свалить их и спрыгнуть на землю. Её союзники – темнота и шпага, – против ружья и собаки. Риск, безусловно, велик. Собака поднимет охотников раньше, чем она начнёт сваливать колья. Но другого выхода нет. Помощи-то ждать неоткуда.
Помощь пришла внезапно и скоро. Сначала тревожно взлаяла собака. Тут же смолкла, прижатая к земле торопливой рукой. Послышалось лошадиное фырканье, топот копыт. Невидимый всадник остановился поодаль. Негромко сказал:
– Доброй ночи, ребята.
Ему ответила тишина.
– Предлагаю сделку, – произнёс, не показываясь, пришелец. – Вы принимаете меня в компанию, и я получаю от пятидесяти фунтов свою долю. Если нет – я до утра буду разъезжать по кустам и орать «она здесь! Она здесь!» К утру здесь окажется столько хватких ребят, что и делить будет нечего.
Последовала пауза. Потом из темноты осторожно спросили:
– Ты один?
– Один.
– Как нашёл нас?
– Меня привели сюда пятьдесят фунтов.
– Проклятье.
– Так что с моим предложением?
– Чёрт с тобой. Принимаем.
– А вас сколько?
– Двое.
– Стало быть, по шестнадцать с половиной фунтов? Неплохо.
– А тебе будет не жирно? Всю работу-то мы сделали! Нам по двадцать, тебе десять!
– Нет, ребята. По честному – это поровну.
После паузы ответили:
– Ладно. Согласны.
– Только без шуток. Должен предупредить, что я отменно владею ножом.
– Нам это ни к чему, – фальшиво-добреньким голосом ответили из темноты. – Согласны делиться по честному.
– Уж слишком сладко поёте, компаньоны! – с нескрываемой насмешкой проговорил всадник. – Давайте-ка разведём маленький костерок.
– Зачем?
– Когда заключаешь договор, нужно пожать руки и посмотреть в глаза.
– А ты, случаем, не бывший пират?
– Я случаем контрабандист. Так что на счёт костерка?
– Опасно. Лучше подождать до утра.
– Я настаиваю.
– Чёрт бы тебя уволок! Ладно. Топай сюда. Сейчас запалим.
Спустя минуту на краю поляны, высветлив хищно белеющие острия кольев, горел огонь. Двое охотников, встав у костра, напряжённо всматривались в сторону незваного гостя. Послышался шум ветвей. На границе тени и света появился чёрный всадник
с привязанной второй лошадью. Набросив поводья на ветку ближайшего дерева, всадник легко спрыгнул на землю.– А зачем тебе…
Охотник не закончил вопрос. Пришелец быстрым движением поднял на уровень глаз два пистолета. Гулко ударил сдвоенный выстрел. Охотников отбросило к кольям. Утробно взвыла собака.
– Адония! – прокричал всадник, торопливо выдёргивая и отбрасывая в сторону колья. – Спускайся!
– Кто ты? – раздался голос сверху, из темноты.
– Твой должник, – ответил, понемногу расчищая путь к дереву, нежданный спаситель. – Клак-оун.
– Кто такой Клак-оун?
Контрабандист остановился. Посмотрел вверх.
– Когда ты вышла из камеры, то оторвала нижний край тюремного рубища. Чтобы не мешал шагу. А для этого ты пробила в нём дыру одним из ключей. Потом отдала ключи мне. Мы не можем терять времени. Спускайся. Неизвестно, кто в округе слышал выстрелы.
Клак-оун добрался до ствола дерева, освободил от кольев небольшую площадку. Затем вернулся к убитым и принялся стаскивать с них одежду. За его спиной послышался глухой удар.
– Цела? – он мельком посмотрел в сторону поднимающейся с земли девушки.
– Я обещала Доминику, – сказала дрогнувшим голосом Адония, – что больше не убью ни одного человека.
– Хорошо, хорошо. Отвязывай вторую лошадь. Нужно побыстрее убраться отсюда. Собаку возьмём с собой. Ты права, убивать без нужды не годится.
– Что дальше? – спросила Адония, влезая в седло.
– Отвезу тебя в Плимут. Добуду денег. Посажу на корабль. Попрощаюсь.
– Для чего ты делаешь это?
– Никакого благородства. Просто, если оставишь за душой неисполненный долг – никогда потом удачи не будет.
– А как ты нашёл меня?
Клак-оун на секунду остановился.
– Голос привёл, – сказал он после маленькой паузы.
– Какой голос?
– Властный.
Глава 15
Эрмшир
Под мерный негромкий перестук копыт она задремала. Это была странная дрёма. Как будто и слышала глухой топот, и чувствовала царапающие её ветки, и ощущала идущее от притихшей собаки живое тепло, но была как бы не здесь, не в седле. Сквозь очертания реального мира просвечивал ещё один, где, в колеблющемся контуре светлого проёма между двух тёмных домов шёл старик с непримечательным землистым лицом. Он шёл навстречу и не приближался. Смотрел куда-то под ноги. Только на один миг он поднял сверкнувшие внимательные глаза, и Адония вздрогнула: она откуда-то знала, что ей обязательно нужно запомнить эти глаза, и это выдубленное загаром и ветрами лицо.
Обещанная встреча
С самоубийственным равнодушием Адония следила, как тают последние силы. Клак-оун, обняв и прижав к себе, тянул, почти нёс её по людным улицам Плимута. В нацепленных на обритые головы мятых шляпах, в коротких, с капюшонами, куртках портовых грузчиков, они не вызывали удивления у прохожих. Неприятие – да, их сторонились с гримасами равнодушия или досады, но кроме неприятия – ничего: просто два подвыпивших портовых юнца. Не совсем, кажется, потерянных: один подрагивающей рукой прижимает к груди небольшую «утиную» собачонку. Значит, кормит от своих бедняцких пенсов. Значит, добрый.