Адская бездна. Бог располагает

– Да, сударыня.

– Хвала Создателю! – вскричала Христиана. – Мы успели вовремя.

Карета остановилась у крыльца.

Гамба так забарабанил в дверь, что мог бы перебудить весь дом.

Ганс просунул голову в слуховое окошко.

– Кто там? – закричал он до крайности раздраженно и грубо.

– Это госпожа графиня, – ответствовал Гамба.

– Сейчас спущусь, – проворчал Ганс.

Мгновение спустя дверь открылась.

– Господин граф… – начала Фредерика.

– Он спит.

Фредерика оглянулась на Христиану.

Без слов поняв взгляд дочери, та сказала:

– О, нельзя терять ни минуты. Речь идет о слишком серьезных вещах, чтобы откладывать нашу встречу хотя бы на мгновение. Идем, постучимся в дверь его спальни.

Они тотчас поднялись по лестнице и принялись стучаться, сперва потихоньку, потом все сильнее.

Но сколько бы они ни колотили в дверь, никто не отзывался.

– Подождите, – сказал Гамба. – Вы стучитесь по-женски. Я вам сейчас покажу, как это делается.

И он пустился выбивать из двери набат всех колоколов Антверпена.

В комнате по-прежнему было тихо, никто даже не пошевелился.

– Это странно, – сказала Христиана, и на лице ее начала проступать бледность.

Она повернулась к Гансу:

– Вы совершенно уверены, что господин граф в спальне?

– Само собой разумеется, я же его туда и проводил часа два тому назад, еще свечи в комнате зажег.

– О! Два часа! – в ужасе прошептала Христиана.

– К тому же, – продолжал Ганс, – не будь его там, ключ бы торчал снаружи, а вы сами видите, что он внутри.

– Господин граф! – закричала Христиана. – Откройте, это мы, Фредерика и я! Во имя Неба, откройте!

По-прежнему ни звука.

– Что все это значит? – пролепетала Фредерика. – Боже мой! Мне страшно.

– Ах, ну конечно! – воскликнула Христиана. – Господин Самуил Гельб, должно быть, в замке?

– Да, сударыня, – отвечал Ганс.

– Что ж, мой друг, пойдемте и разбудим его. Возможно, он спит не так крепко, как господин граф.

Ганс проводил их до дверей комнаты Самуила.

Христиана постучалась.

Никто не ответил.

Ключ торчал в замке.

– Открой, Гамба, – приказала Христиана. – И войди.

Гамба вошел.

– Вы тоже можете войти, – сказал он. – Здесь никого нет.

Христиана и Фредерика бросились в комнату.

Она и в самом деле была пуста, а постель не смята.

– Вы убеждены, – спросила Христиана у Ганса, – что господа не выходили из дому?

– Еще как убежден. В половине десятого господа сказали, что идут спать. Я видел, как они поднимались к себе, а потом запер двери. Они не могли уйти, не потребовав у меня ключи.

– В таком случае живо! – закричала Христиана. – Молоток, лом, все равно, что! Надо взломать дверь комнаты господина графа.

Гамба и Ганс убежали. Они почти тотчас вернулись, вооруженные железным ломом.

Через минуту дверь подалась.

Все четверо вошли в комнату графа.

Она была так же пуста, как и другая спальня, которую они только что покинули.

Но первым предметом, бросившимся в глаза Фредерике, оказалось письмо, лежавшее на молитвенной скамеечке, что стояла у изголовья кровати.

Адрес гласил: «Госпоже Олимпии, Люксембургская улица, Париж».

– Дай, – протянула руку Христиана.

Она сломала печать и начала читать:

«Моя бедная возлюбленная, когда тебе попадется на глаза это послание, я уже буду мертв…»

У нее вырвался крик, и она стала торопливо пробегать глазами остальное.

Юлиус не приводил никаких подробностей. Он только говорил, что умирает, чтобы Фредерика могла выйти за Лотарио, что ей не придется больше бояться Самуила и пусть она не печалится, так как он очень счастлив, ибо может сделать это для нее, и она ничем ему не обязана, а напротив, это он должен быть ей признателен, так как благодаря ей он, проживя такую никчемную жизнь, хотя бы умереть сможет как человек любящий и преданный.

А дальше было еще множество всевозможных ласковых слов и нежных уверений.

Но Христиана дочитывать не стала.

– О, какое несчастье! – простонала она, ломая руки. – Мы опоздали на два часа. Сейчас он уже, наверное, умирает. А мы даже не знаем, где!

– Ах, поищем хотя бы, будем искать везде, – всхлипывая, пролепетала Фредерика.

– Однако, – продолжала Христиана, – раз внешние двери заперты, они должны быть в замке. Надо обшарить все комнаты.

Но все поиски оказались тщетными.

– Они не выходили, это точно, – твердил Ганс.

– Боже мой! Я должна была бы найти, догадаться, знать, – сказала Христиана. – Но мне кажется, что я с ума схожу.

Она стиснула лоб ладонями, будто пыталась таким образом собрать воедино все свои мысли, весь разум.

– Ах, постойте! – вдруг закричала она.

И прибавила, ни к кому не обращаясь, сама себе:

– Да, так и есть! Это Господь меня надоумил.

Она со всех ног бросилась в спальню Юлиуса, потом в сопровождении Фредерики и обоих мужчин вбежала в маленькую гостиную, отделявшую спальню графа от той, что некогда занимала она сама.

Христиана решительно указала Гамбе и Гансу на книжные шкафы и скомандовала:

– Друзья мои, живо отодвиньте от стен всю мебель, да хорошенько постучите ломом по этой деревянной резьбе.

Ганс и Гамба мгновенно учинили в библиотеке форменный разгром, вооружились ломом и принялись добросовестно крушить резное панно.

Первые попытки особого результата не принесли.

Но вдруг, откликнувшись на очередной мощный удар Гамбы, панно дернулось, как будто там сработала пружина, и отошло в сторону так резко, что волна воздуха едва не загасила свечи.

Панно маскировало темную лестницу, уходящую далеко вглубь.

– Лампу! – приказала Христиана. – Мы спустимся туда.

Ганс зажег одну из ламп, стоявших на камине.

– А теперь вперед! – провозгласил Гамба.

И он первым бросился вниз по лестнице.

Ганс, Христиана и Фредерика следовали за ним.

«Да, – подумалось Христиане, – именно так негодяй и проник сюда в ту роковую ночь».

Так они спускались минут десять.

Внезапно их остановил окрик:

– Кто идет?