Адвентюра наемника

Грамотные матроны Силингии зачитывались романами о приключениях рыцаря, а неграмотные нанимали чтецов, из-за чего у восьмидесятилетнего рыцаря Скрипта, уже отчаявшегося заиметь наследников от юной супруги, через девять месяцев родился очаровательный младенчик, а вот мой сосед Чарудис, вернувшись домой чуть раньше обещанного, зарубил на месте и жену, и чтеца.

Жену Чарудису простили, супруг был в своем праве, а вот за смерть чтеца на рыцаря долго косились замужние женщины, зато мужчины постарше пожимали руку и зазывали обедать.

Пока разглагольствовал, в трактире навели порядок, а нас с Генриком ожидали две огромные миски рагу. Что ж, поедим, и тронемся в путь-дорогу, в столицу герцогства. Нет, чего это я? Завтра поедем. Сегодня ляжем пораньше спать.

И вот еще что.. Мне, конечно, должно быть стыдно, но книгу я все-таки прочитаю. А иначе, сам себе стану противоречить, говоря о том, что все в этом мире кому-то пригодится. Если в поклаже убийцы отыскалась книга, так не пропадать же добру?

Глава седьмая. Сказание о брауни

Я прижимался к телеге, старательно делая вид, что мне страшно. Так любому будет страшно, если на него надвигается пять латников, с алебардами наперевес. Это кто же такие? Либо жандармы герцога, либо дворцовая стража. Скорее стража. Открытые шлемы, кольчуги. Убивать они меня не станут, но постараются избить древками, нанести уколы — без глубоких ран, но чувствительные, чтобы крови побольше, а главное — так напугать, чтобы неповадно было нарушать установленные правила. Где это видано, чтобы ко дворцу владетельного герцога подъезжали простые телеги, а к коновязи привязывали не благородного скакуна, а рабочую кобылку? И пусть даже по приказу субъекта с мечом на серебряном поясе. Серебряный — значит, дворянский, а хоть бы и титулованный, но не рыцарский. В том смысле, что дворянин в рыцари не посвящен и права носить золотой пояс не имеет. В Швабсонии от пышных ритуалов избавились лет пятьдесят назад, уж слишком дорого обходился и сам обряд, и пир, следующий за ним, рыцарь он от рождения рыцарь, а в Силингии, чтобы стать опоясанным рыцарем, мало иметь благородное происхождение, коня и доспехи, а требуется, чтобы герцог огрел тебя по плечу три раза.

Увы, всю жизнь только и делаю, что нарушаю правила, хотя прекрасно понимаю, что поступаю неправильно. Каламбур, однако. Вот и теперь, вместо того, чтобы спокойно сказать, кто я такой, зачем прибыл, собираюсь драться с дворцовой стражей. Хотя, на стычку я не напрашивался, а честно попытался объяснить, что просто не знаю — куда тут ехать? Иначе, поставил бы телегу туда, куда нужно. Кто мог предположить, что старый хрен, потребовавший, чтобы Генрик немедленно убрал кобылу от парадного входа, замахнувшийся на слугу в присутствии хозяина, не какой-то лакей, а кто-то повыше? Кто именно, я не знаю. Мог бы представиться, а не исходить на крик. И руку я ему не сломал, а только вывихнул, ничего страшного. Здесь же дворец, должен быть где-то лейб-медик, вправит. И чего так орать-то?

Латники запереглядывались, закивали друг другу, обменялись жестами. Чувствовалось, что парням хочется взять провинциального дворянчика в кольцо, но телега мешает, придется рассредоточиться. Ну-ну. Ребята, вам бы держаться плотно, плечом к плечу, а алебарды наставить не черенком, а острием, вот тогда бы был шанс. Не против меня, а вообще, против кого-то другого. Вон, расступились, охватывают полукольцом, да между вами строевой мамонт войдет, а не то, что наемник средней упитанности. Вам что, отцы-командиры не внушали, что нужно смыкать ряды? Смелость штука отличная, необходимая, но когда тебя подпирает плечо товарища — у тебя уже двойная смелость.

— Иго-го? — подал голос Гневко, интересуясь — нужна ли помощь, или я один справлюсь?

Не обращая внимания на приближающиеся алебарды (самоуверенные латники двигались не спеша, так страшнее!), дал гнедому отмашку — мол, по ситуации.

— Го-го, — кивнул жеребец головой. Посмотрев мне в глаза, тряхнул гривой, показывая, что пока его хозяина и друга, то есть меня, не примутся убивать, он никого не тронет, но если блеснет оружие, не взыщи. А может и раньше, под настроение... Тем более, он давненько ни с кем не дрался, заскучал.

Скучает он, видите ли. Вот, только этого не хватало, чтобы Гневко вмешивался. А он может. Надо спешить, а иначе не представляю, что будет со стражниками, если в шеренгу ворвется боевой конь. Он, пожалуй, похуже мамонта.

Я оторвался от телеги и, сделав шаг вперед, оказался между двумя стражниками. Вырвал алебарду у того, что справа, проводя подсечку тому, кто слева, а когда стражник упал, бросил алебарду под ноги второго стража и тот споткнулся, а потом, с моей помощью, развернулся на месте, полетел вперед головой и сбил с ног третьего. А дальше я принялся изображать ткацкий челнок, проходящий сквозь нити, а латники только вскрикивали, брякались друг на друга, или прямо на булыжник.

Похоже, смертоубийство все-таки начнется, потому что оскорбленные в лучших чувствах герцогские солдаты не очень быстро, но поднимались, вставали на ноги и направляли алебарды уже острием ко мне, показывая, что теперь все пойдет всерьез. Раз уж такое дело, придется браться за меч, но от дворца донесся знакомый рык:

— Что здесь происходит?

Ба, так это же мой старый знакомый рыцарь фон Шлангебург, начальник дворцовой стражи. Стоит на ступенях, и дерет горло.

— Кто осмелился напасть на гостя Его Высочества? Убрать оружие, кому сказано?! — надрывался капитан.

Но где там. В азарте боя никого так сразу не успокоить. Пришлось все-таки обнажать клинок и парой движений превратить две алебарды в протазаны. Нет, не зря я в заплатил за меч жалованье десяти наемников, не зря.

— Граф Йорген, как я рад вас видеть!

Раздавая тычки подчиненным, фон Шлангебург двигался ко мне, раскрывая объятия. Я бы с удовольствием уклонился от подобного проявления чувств — здоровье дороже, но не успел, а услышал, как трещат мои старые кости, а дыхание сперло где-то в желудке. Выпустив меня, капитан дворцовой стражи с удивлением сказал:

— Граф, Его Высочество не ждал вас так скоро. Да и я считал, что вы прибудете не раньше, чем через неделю.

Некоторое время я был способен только кивать, потому что после объятий Шлангебурга медвежья хватка покажется пустяком. Отдышавшись и убедившись, что ребра не сломаны, желудок не выскочил из панциря, ответил:

— Вы сами знаете, что приказ сюзерена должен исполняться немедленно.

Прозвучало слегка высокопарно, но Шлангебург, неисправимый романтик, один из немногих, живущих по правилам рыцарской чести (а были они, эти правила, или их придумали сочинители баллад?) смущенно пожал плечами:

— Да, граф, вы правы.

На самом-то деле я согласен с капитаном, можно бы не спешить, но чего уж теперь? Задним числом мы все умные. Как выехал, так и выехал. Но выехал бы позднее, то проехал бы, ничего не узнав. Мог бы пойти снег, скрыть все следы, а труп в лесу за день-другой исклюют птицы, обглодают звери, а косточки растащат.

— Господин рыцарь, а отчего ваши подчиненные решили напасть на меня? — поинтересовался я. Ответ мне известен, но важно услышать версию капитана. К моему разочарованию, рыцарь повернулся к подчиненным и строго спросил: