Адвокатская этика
Шрифт:
Медленно, вспоминая тот день по минутам, я начала пересказывать. На каждую мою фразу
Данилов кивал, сверяя сказанное с записями, которые делал ранее.
— ..а потом я забрала пистолет. Я не хотела стрелять, клянусь. Но у Антипова оказался нож. Он ранил Андрея, в кабинете находилась до смерти напуганная Надя. Что мне ещё оставалось?
Это был риторический вопрос, и Данилов это прекрасно понимал, поэтому оставил его без ответа.
— Он пошёл на меня, угрожал. Я видела на лезвии кровь Андрея... Паш, это... это очень страшно. У
меня не было времени, чтобы принять взвешенное решение.
— Стоп! — тут же изменился в лице Данилов.
– Что ты кричала?
Я неоднозначно повела плечами, но ответила:
— Что ненавижу его...
Данилов шумно выдохнул. Провёл рукой по лицу, а после молча поднялся со стула и начал ходить по комнате свиданий. Убрал руки в карманы, смотрел в стену. Думал. Или искал слова. Я не понимала.
— Оля, это плохо. Запись твоего звонка в полицию находится у следователя. Возможно, именно это и есть те самые обстоятельства.
— Паш, я понимаю, но...
— Нет, Оль, ты не понимаешь.
Он впился в меня встревоженным взглядом. Опять взял паузу. Опустил глаза в пол, шевелил челюстью, я уже начинала сходить с ума от этого молчания.
— Оль, это уже не состояние аффекта. Это уже совсем другая статья.
Он быстро вернулся за стол, пристально посмотрел мне в глаза.
— Это слишком неосторожное высказывание. Представь, к тебе на улице подходит человек, приставляет нож к горлу, он угрожает тебе. Ты не будешь кричать этому человеку: «Я тебя ненавижу». Оля, не будешь. Даже если в этот момент ты желаешь ему смерти. Такое высказывание - это личное. Это мотив.
— Паша, я не хотела его убивать!
— Я знаю. Просто так, встретив на улице, ты бы этого не сделала. Но суд расценит, что в момент нападения ты хотела это сделать.
— Паш!
– почти воскликнула я.
Он выставил вперед ладонь, пытаясь меня усмирить.
— Я сейчас озвучиваю тебе аргументы, которые озвучат обвинитель и судья. Ты могла держать
Антипова на мушке, могла ранить его, а не стрелять на поражение. Да, ты не профессиональный стрелок и не знаешь, как правильно стрелять, чтобы ранить, а не убить. И да, я обязательно приведу этот аргумент в качестве защиты.
Потом он тяжело вздохнул и закончил:
— Но я всего лишь солирующая скрипка в этом оркестре. Дирижёром остаётся судья, и вот как он отреагирует на проявление эмоций у профессионального адвоката - неизвестно.
Мы тоже люди, и тоже можем бояться, защищать себя и других - мы можем испытывать обычные человеческие эмоции. Можем, но право на это мы не имеем. Мы до последнего должны уметь держать себя в руках, просчитывать на два-три шага вперёд. Ещё раз: я не отчитываю тебя, я привожу аргументы, которые сто процентов полетят против тебя в суде.
Внутри всё перевернулось. Суда ещё не было, а я уже чувствовала себя так, будто мнетолько что вынесли приговор.
— То есть, шансов у меня нет, - сказала я обречённо.
— Шанс есть всегда. Но ты должна быть готова ко всему.
Данилов барабанил пальцами по столу, смотрел куда-то мимо меня.
— Впрочем...
– протянул он задумчиво. — Был один случай, дело вёл не я, но я его очень хорошо запомнил. Подсудимый был профессиональным спортсменом, качок два на два, к тому же
— И чем всё закончилось?
Хмурый лоб Данилова разгладился. Уголки губ слегка дрогнули и поднялись.
— Оправдали.
Мои глаза стали просто огромными.
— Поэтому я и говорю - шанс есть всегда, смотря кто дирижёр.
— Но ты - солирующая скрипка, - повторив его же слова, улыбнулась я с надеждой. – Её слушают, ей очаровываются и именно ей аплодируют первой.
Без какой-либо пошлости и намёков Павел накрыл мою ладонь своею и сжал в знак поддержки.
Лучший друг Андрея, кто знает, возможно, и между нами только что зарождалась дружба.
— Как Андрей?
– решила воспользоваться оставшимся временем и задала вопрос, который волновал меня не меньше собственного будущего. — Он идёт на поправку?
— Да, Оль. Идёт. Превратил палату в мини-офис, разве что клиентов не принимает, - по-доброму усмехнулся Данилов.
Я не имела представления, догадывался ли Паша о нашем романе. Мы не афишировали, но
Гордин прислал его, позаботился обо мне. Он всё время заботился обо мне... Всё время...
— Мне так плохо без него, - сказала я то, что давно хотела сказать.
Глаза наполнились слезами, я дала себе минуту на слабость. Хотя бы здесь, хотя бы рядом с человеком, который не станет задавать лишних вопросов.
— Ему без тебя тоже, - ответил он, не удивившись.
— Так ты знаешь о нас?
– догадалась я.
Паша кивнул. Засунул руку во внутренний карман пиджака, вынул сложенный вдвое листок и протянул мне.
— Андрей просил тебе передать.
Я подцепила пальцами записку. Неожиданно, волнительно. Взглянула на Пашу.
— Я не читал, честное слово, - уверил он, да я и не сомневалась.
– Только, Оль, прочти сейчас и верни мне. Вдруг у тебя её заберут?
Частичка любимого человека: мне её дарят и тут же лишают. Как это больно... обидно.
— Но я обязательно верну её, когда мы увидимся с тобой вне стен СИЗО и суда. Обещаю.
Я кивнула, глотая слёзы. Развернула листок и снова бросила взгляд на Пашу.
— А, да, прости.
Он поднялся со стула, отошёл и тактично отвернулся, оставляя меня наедине с посланием от любимого.
Строчки плыли перед глазами, каждое слово било точно в сердце. Дышать становилось труднее, эмоции переполняли, но я читала. Читала и запоминала каждую букву, каждый слог. Запоминала, как молитву, которую буду повторять в минуты отчаяния, когда вера покинет. Когда будет невыносимо, когда будет страшно.. Я читала, представляя, как прикасаюсь к нему, как согреваюсь в его объятиях.
«Оленька моя, я знаю, как тебе трудно, но ты должна держаться. Данилов -профессионал, доверься ему, как мне. Он тебя не бросит. Я не брошу. Мы вместе перевернём землю, но вытащим тебя. Верь. Ни на минуту не переставай верить.