Аферистка

изгибается, я вижу, как двигаются твердые мышцы, и мне хочется прикоснуться к нему. Когда

он тянется за чем-то в шкафчике рядом с плитой, его серые спортивные штаны свисают все

ниже, и я облизываю губы. Ему нужно одеться, но я не осмеливаюсь сказать ему об этом, потому что тот разденется просто назло.

— Твоя бабуля? — Это слово звучит глупо в его устах. Я знаю, некоторые ласково

называют своих бабушек «бабуля», но я никогда не знала никого из своих бабушек и дедушек в

детстве. Думаю, у моей мамы есть сестра, но она не хочет иметь ничего общего с моей мамой, и

я не виню ее.

Он оглядывается на меня через плечо.

— Ага, мама моего папы любит готовить. Это то, что мы делали, когда я был ребенком. —

Он улыбается, но на этот раз в улыбке нет той дерзости, к которой я привыкла. На самом деле, многое в нем изменилось. Либо тот показывает мне себя настоящего, либо видит, что такое

отношение на меня не действует, поэтому поменял тактику. Не хочу, чтобы это было игрой. Я

хочу настоящего Беннета, хотя его прошлое отношение было одной из вещей, которые меня

возбуждали.

— А я совсем не умею готовить, — признаюсь я. — Не уверена, я такая крошечная, потому что так устроена, то ли потому что, что питаюсь быстрыми перекусами, которые могу

схватить на ходу. Как ты уже видел, у меня даже кухни нет, — поддразниваю я его, желая, чтобы все было легко. — Думаю, я привыкла мало есть, — бормочу я, прежде чем осознаю, что

сказала. Улыбка сползает с его лица, а тело напрягается. Я напомнила нам обоим, что мы из

разных миров.

— И что же ты готовишь? — спешу сказать я, желая сменить тему.

Я не хочу говорить о своем детстве. Уверена, что его родители были счастливы в браке и, как тот сказал, выходные он проводил с бабушкой, которая учила его готовить.

— Блинчики, — наконец отвечает он, на мгновение взглянув на меня.

Может, он чувствует, что я не хочу вдаваться в подробности, и отступает. Потом пытается

улыбнуться, но я не встречаюсь с ним взглядом и отворачиваюсь от него. Кухня настолько

шикарна, что я не знаю, что делать с половиной техники.

— Хочешь взбитых сливок? — спрашивает он, и я киваю. — Шоколадная крошка?

— Конечно. Я никогда раньше не ела их с шоколадной крошкой, — говорю, поднимая на

него взгляд. Беннет подошел ближе, и все, что я стараюсь делать, — не смотреть на его

обнаженную грудь.

— У тебя будет много вещей, которых раньше не было. — Его голос суров, и от этого по

спине пробегает теплая дрожь.

— Как тот оргазм? Только с этим я согласна, — говорю я с улыбкой.

Опускаю руки на его обнаженную грудь и прижимаюсь к ней пальцами. Я не знала, что у

меня есть типаж, но начинает казаться, что это большие дерзкие придурки, которые имеют

тенденцию быть милыми, когда никто не видит.

Беннет приближается ко мне, пока не наклоняет меня немного над стойкой, чтобы быть

ближе. Я открываю рот, чтобы снова сострить, но он целует меня крепко и глубоко, пока не

начинаю задыхаться. Я стону и теряюсь в поцелуе. Боже, он ощущается так хорошо. Мое

дыхание становится тяжелым, когда он отстраняется, чтобы посмотреть на меня сверху вниз, и

мои губы кажутся опухшими.

— А вот и ты, — говорит он, прежде чем снова прикоснуться своими губами к моим. —

Продолжай возвращаться ко мне, маленький ягуар. — Я скольжу руками вверх по его груди и

обнимаю за шею, ногами обхватываю талию.

Рубашка, которую он надел на меня, задирается, и я ахаю, когда моя киска трется о его

обнаженный живот. Беннет издает стон, когда я пытаюсь потереться о него, мой клитор будто

умоляет о трении.

Беннет дергается от меня, и мои руки падают на столешницу. Я хочу схватить его, но он

слишком далеко. Мои соски напряжены и так же нуждаются в его внимании, как и все

остальное во мне.

— Сведи ноги, — выдыхает Беннет, и тогда я замечаю, что мои ноги свисают с края

стойки и широко раскрыты.

Его взгляд прикован туда, а дыхание тяжелее, чем мое собственное. Его глаза выглядят

дикими, а очертание его твердого члена видно сквозь спортивные штаны. На них есть

маленькое влажное пятнышко, и мне интересно, кончил ли он немного, пока я пыталась украсть

оргазм у его груди. Именно в этот момент я вижу, как легко могу держать все в своих руках. Я

могла бы получить от него все, что захочу прямо сейчас, и держу пари, если засуну руку между

ног и начну играть с собой, он вернется ко мне. Но когда он выдыхает болезненное

« пожалуйста», я ловлю себя на том, что сжимаю ноги.

— Обещаю, скоро избавлю тебя от боли, но сначала ты должна поесть. — Он опустил

одну руку на стойку рядом с плитой, и костяшки его пальцев белеют от того, как сильно тот

держится, борясь за контроль.

— Я голодна, — признаюсь, облизывая губы. Это каким-то образом помогает ему

успокоиться, и он кивает.

— Я должен тебя накормить, — снова говорит он и отталкивается от стойки. У меня такое

чувство, что на этот раз Беннет разговаривает сам с собой.

Я смотрю, как он возвращается к готовке, и сладкий запах блинчиков и шоколада

наполняет кухню.

— Знаешь, я не могу действительно проверить твою безопасность, если ты сказал своим

людям игнорировать меня.

Я не вламывалась сюда прошлой ночью. Просто подошла прямо к главным воротам, зная, что двое охранников, стоявших там, следили за мной. Они расступились, и я прошла прямо по

длинной подъездной дорожке.

— Я не хотел, чтобы они прикасались к тебе. Достаточно, что они смотрят на тебя, —

говорит он, пока я наблюдаю, как тот переворачивает блинчики.

— Я слышу ревность? — дразню я.