Афганские сказки и легенды

Семье Науруза пришлось согласиться. Часть вальвара они уплатили, а часть осталась за ними. Родные Гульмакый поставили условие: «Когда получим полностью вальвар, устроим свадьбу».

Все братья Муса-джана стали заниматься торговлей, один он Ничего не делал, палец о палец не ударит. Тут и Науруз умер. Начались у Муса-джана с братьями раздоры, и вот он им говорит:

– Выделите мне мою часть.

Братья подумали: «Ведь Муса-джан самый младший из нас, совсем еще мальчик. Не дай бог, натворит завтра что-нибудь, и все мы от этого будем страдать». Поэтому они сказали ему:

– Хорошо. Мы дадим тебе твою часть.

Так они и сделали, и Муса-джан отделился от них. В сердце у него все сильнее разгоралась любовь к Гульмакый, но из гордости, которой известны пуштуны *, он молчал. Муса-джан был очень хорош собою, а еще был он человеком щедрым. Каждый вечер у него в доме музыка, гости. А братья ему ничего не говорят, не останавливают. И вот за короткий срок Муса-джан пустил по ветру все, что скопил его отец.

Однажды мать Муса-джана сказала сыну:

– Иди за невестой, пора тебе жениться.

Пришел он к родне Гульмакый, а они ему говорят:

– Пойди принеси оставшиеся деньги.

А денег-то у него уже нет. Невесту ему не отдают. Муса-джан не решился поступить с ними грубо, он считал недостойным силой захватить у женщин Гульмакый. «Падишах Сухейли их зять,-говорил он себе,- я же один. Лучше будет, если я совсем исчезну отсюда». И он отправился в путь.

Вот уже остались позади родные дороги, и оказался Муса-джан в другой стране. Он очень проголодался. Видит около стен одной крепости несколько человек игрой заняты. Подошел Муса-джан, поздоровался. И они с ним поздоровались, только видит Муса-джан, им до него дела нет. Муса-джан говорит:

– Ребята! Нет ли здесь поденной работы?

Те поглядели на него, и он показался им принцем, потому что лицом был красив, а телом строен. Они подумали: «Разве может этот человек работать поденщиком?» И сказали ему:

– Нет, ты не сможешь работать, мы тебя не возьмем.

Ладно! Гордость не дала Муса-джану настаивать, он промолчал и отправился дальше. И вот, голодный и изнемогающий от жажды, достиг он другой крепости. Опять ему встретились люди, и опять он сказал им:

– Я ищу поденной работы.

Те подумали: «Ведь у нас нет пастуха. Возьмем его пасти коров». И они сказали ему:

– Если ты можешь пасти коров, мы с готовностью тебя наймем. Наш пастух ушел.

Муса-джан согласился. И тогда селяне привели стадо и стал Муса-джан его пасти. Каждый день гонит он стадо все на луг, а вечером собирает по домам хлеб за работу. Но он все время грустил и жизнь ему была не в радость.

Как-то раз он пригнал стадо на другой луг. Глядит – а на лугу стоит соломенный шалаш, в шалаше сидит маланг *, а на стене висит рабаб *. Муса-джан подошел, поздоровался. Маланг ответил ему, а потом спрашивает:

– Ты откуда, парень? Тот в ответ:

– Я новый пастух этой деревни. На душе у меня тяжело. Сыграй мне что-нибудь на рабабе!

Маланг взял в руки рабаб, настроил его и так заиграл, что только диву даешься! Муса-джан подружился с тем малангом.

Каждый день Муса-джан стал пригонять скотину на тот. луг, он пасет стадо, а маланг играет на рабабе. Наконец и сам Муса-джан научился играть. Так и проходило у них время. Ну, а сейчас оставим их там!

Жил один человек по имени Вали-джан. Был у Вали-джана клочок земли, а еще была у него тяжба из-за этой земли с одним человеком. Дошел спор до Сухейли. Человек тот был богатый, раздавал взятки налево и направо, поэтому Сухейли вынес решение в его пользу, хотя отлично знал, что прав-то Вали-джан.

Вали-джан очень расстроился и сказал:

– Ну, ладно! Буду ждать своего часа! – и пошел домой.

А во дворце у всех жен Сухейли плохое настроение. Падишах на них и не глядит, только с Бабый время проводит. Посоветовались жены между собой: «Давайте наведем порядок!» И порешили они отделаться от Бабый. Стали они ей говорить:

– Вот уже сколько времени ты сидишь, словно пленница, в четырех стенах. Похудела ты, побледнела.

Вздохнула Бабый, спросила:

– Что же мне делать? А они ей:

– Спроси у падишаха разрешения! Сейчас весна, воздух чистый, цветы распустились, степь зеленеет. Пойдем все вместе на прогулку. Ради тебя и нас отпустят.

Бабый спрашивает:

– А как мне попросить об этом падишаха? А жены падишаха в ответ:

– Сделай вот как: сегодня, когда Сухейли вернется из дар-бара *, ты не обращай на него внимания, навстречу не вставай, не здоровайся с ним. Повернись к нему спиной, нахмурься. Тогда он сам тебя спросит, почему ты сидишь такая сердитая. А ты скажешь, что, мол, сейчас весна, воздух чистый, цветы расцвели, соловьи поют, в зеленых садах журчит вода и цветут розы. Ты сам постоянно отлучаешься, развлекаешься, гуляешь, а мы, бедняжки, словно несчастные пленницы, всю жизнь сидим взаперти в четырех стенах. Ничего-то мы не видим! А ты даже не пожалеешь нас, бедняжек. А ведь и у нас сердце есть, как и у вас, есть чувства и желания. Если же он разрешит тебе погулять, ты его попроси отпустить и остальных, чтобы провели вместе с тобой время!

Бабый согласилась, сказала «Хорошо!»

В тот день падишах, как всегда, ушел утром, а к концу дня вернулся из дарбара. Бабый на него и не глядит. Не поздоровалась, сидит у двери, к нему спиной повернулась.

Падишах очень рассердился, почему это сегодня никто его не приветствует? Спрашивает он Бабый:

– Или кто с тобой поссорился? Или ругал тебя? Почему ты сидишь такая сердитая и печальная?

А она ему в ответ:

– Как же мне не сидеть печальной? Сейчас весна, погода хорошая…

И она сказала ему все, как было договорено. У падишаха отлегло от сердца, и он воскликнул:

– Помилуй бог! Разве я могу тебя огорчить? Хоть тысячу раз иди на прогулку!

Ладно, Бабый попросила у падишаха разрешения и для остальных сорока жен!

Утром падишах заранее собрал евнухов. В степи у подножия гор они разбили палатки, а сами встали на страже, чтобы никто не проник сюда. Сорок жен падишаха и Бабый приехали в степь, вошли в палатки, сбросили чадры, расселись, принялись веселиться и играть в разные игры.

А тот Вали-джан, которого Сухейли несправедливо осудил в тяжбе из-за земли, выехал на охоту. Скачет Вали-джан за джейраном, а джейран скачет к палаткам, в которых отдыхают жены падишаха. Вали-джан погоняет коня, а тут евнухи навстречу, не пускают его: «В эту сторону не езди. Здесь гарем Сухейли, и никому нельзя сюда!»

Услыхал это Вали-джан, обрадовался благоприятному случаю, который бог ему посылает. Ладно, он еще сильнее пришпорил своего коня, силой прорвался через евнухов и помчался прямо к палаткам. У шахских жен лица открыты! Остановился Вали-джан прямо перед ними, и они тоже застыли на месте. Разглядел Вали-джан их всех и Бабый понравилась ему больше других: ведь она была самой красивой. Он направил к ней коня, выхватил саблю и приказал Бабый: