Афганские сказки и легенды

– Пойди, посмотри, какой из них красивее.

Когда невольница вошла, то она сразу увидела Вали-джана, который сидел напротив лампы, и он ей очень понравился. Она пошла к Гульмакый и пропела так:

Муса-джан совсем черный, А у Вали-джана такие усы, Словно он лев!

Гульмакый рассердилась:

– Я по одному страдаю, а ты мне другого хвалишь?

И послала вторую невольницу. Та была поумнее, пришла, пригляделась к обоим, а когда вернулась, обратилась к Гульмакый:

Биби-джан! Вали – весь пожелтел. Ты – как роза, и Муса Достоин твоих объятий.

Гульмакый очень обрадовалась этим словам, сердце ее оттаяло, и она почувствовала доверие к этой служанке. Она ска-вала ей:

– Ты будешь приносить им еду. Служанка ответила:

– Хорошо.

Ладно. Стала эта служанка носить им еду. А Гульмакый строго ей наказывает:

– Будь осторожна. Никому не показывай ни еду, ни посуду. Если кто-нибудь хоть одним глазком поглядит, не быть тебе живой, убью! Смотри же, берегись!

А тем временем Сухейли захотел прийти к Гульмакый. Он ведь думал, что друзья уехали. Но пришел к нему один человек и сказал:

– Они не уехали, оба они в доме Гульмакый. Тут Сухейли совсем приуныл.

– Что это значит? Прошло столько времени, а я так ничего и не добился. Я гак и не видел лица Гульмакый, не говоря о чем другом. Теперь оба эти человека в доме Гульмакый – а ведь они оба мои враги!

Сделать Сухейли ничего не может, боится их. Тогда он позвал своего доверенного человека и спрашивает:

– Как Найти из этого выход? Если мы сейчас пойдем туда, схватим и убьем их, то ведь и Гульмакый покончит с собой. А потом они ведь такие сильные, они богатыри. Обязательно опозоришь себя, и на тебя падет бесчестье. А если нет, то чем все это кончится? А кубки, которые они сбили с перекладины,- их ведь забрала себе Гульмакый! Она теперь довольна -все это была ее выдумка. Ну, как сейчас поступить?

Стали ему советовать:

– Найди старуху похитрее и пусть она тихонько покончит с этим делом – подсыплет яду. Она их убьет, а ты избегнешь лишнего шума!

Сухейли стал искать старуху. И наконец нашел старую каргу, хитрую и коварную, словно сам черт. Она взялась убить обоих, а уж если не обоих, то одного-то обязательно. Сухейли дал ей кучу денег и очень обрадовал ее этим.

Пошла эта старуха и все разузнала о побратимах: где они и кто носит им еду! Когда она выяснила, что такая-то невольница тайком относит им еду и никому ее не показывает, то раздобыла очень сильный яд. Она мелко-мелко растолкла его и набила порошок под ногти. Потом пошла и села там, где невольница проносила еду. Настал вечер, и Гульмакый снова приготовила еду и своими руками разложила все на блюде. Затем дала блюдо невольнице и опять строго ей наказала:

– Будь осторожна. Никому это не показывай. Невольница ответила:

– Хорошо.

Поставила она на голову поднос и вышла. По дороге видит – сидит какая-то старуха и плачет навзрыд. Поравнялась невольница со старухой, а та упала ей в ноги. Валяется у нее в ногах, плачет, посинела вся от слез. Невольница и говорит:

– Почему ты плачешь? Старуха отвечает:

– Ах, дочка, вот уже двадцать лет, как у меня есть сын, и он влюблен в дочь падишаха. Ушел он из дому, наверно, поселился где-нибудь рядом с ней – другого и не придумаешь. Сегодня утром я узнала, что здесь готовят еду для двух влюбленных. И приготовляет еду сама возлюбленная. И вот пришла я в надежде хоть разок взглянуть на эту еду для влюбленных, что это за штука такая? Как бы мне узнать, готовят моему птенчику такую или нет?

Невольница рассердилась на нее и сказала:

– Ступай прочь, проваливай! Как узнает госпожа, убьет нас с тобой обеих. Она наказывает мне быть осторожной и никому не показывать еду, чтобы никто ее не увидел.

Старуха вытянула руки, растопырила пальцы и говорит:

– На, смотри! У меня в руках ничего нет. Дай взглянуть разок, посмотрю, чтобы сердце мое успокоилось.

И вот после долгих уговоров старуха приподняла с блюда крышку с одного края. А когда она приподнимала крышку, из-под ее ногтей сыпался яд, мелкий, как пыль, а невольнице и невдомек. Проклятая старуха снова заплакала, запричитала, выпустила блюдо из рук и пошла своей дорогой. Невольница отнесла то блюдо и поставила его перед Вали-джаном и Муса-джаном. Вали-джан был очень осторожный человек, у него родилось подозрение и он сказал Муса-джану:

– Не ешь этого! В этой еде яд. Муса-джан возразил:

– Удивительное дело! Гульмакый готовила все своими руками, а ты говоришь, чтобы я не ел из ее рук!

В это время там оказалась какая-то собака, и они бросили ей кусок мяса. Но у Муса-джана не было сил дожидаться, он отщипнул кусочек и вот-вот съел бы его, да Вали-джан выбил тот кусок у него из рук. Взял Вали-джан другой кусок и на глазах у Муса-джана съел его. Он сказал:

– Видишь, я съел кусок. Если умру я, то у меня ведь останется сын Мир-вали. А если ты умрешь, то дело плохо. У тебя нет никого. На братьев какая надежда? За меня отомстит Мир-вали, а за тебя кто?

Та старуха шныряет вокруг, смотрит – что делается. Собака тут же сдохла. И Вали-джан упал замертво. Старуха тотчас поспешила с вестью к Сухейли.

– Одного из них я умертвила для тебя, но только не могу сказать которого.

А невольница, когда увидела, что приключилось, совсем потеряла голову:

– О господи! Близок мой смертный час! И она запела так:

Великий боже! Как я пойду домой? Этот Вали-джан позеленел, свалился с ног, А Муса-джан бегает из стороны в сторону.

Услышала Гульмакый в гареме эту песню и полетела, словно ветер: не иначе как что случилось! Прибегает, тут невольница ей и рассказала, что произошло. Посмотрела Гульмакый и видит: лежит Вали-джан. Она обратилась к Муса-джану:

Муса-джан, у тебя на голове черная чалма, Ты не слушался брата: Оставил меня вдовой среди племени тарин.

То есть: «Если Вали-джан умер, то и тебя тоже убьют. Ты остался один, и я осталась словно вдова». Вали-джан ответил:

Один из нас умер но твоей вине: От тебя принесли еду, А она принесла нам смерть.

Гульмакый запела так:

Видно сегодня ослабел мой разум! У тебя много врагов, А я поверила рукам невольницы.

А Вали-джан уже изменился в лице. Но он собрался с силами и сказал:

– Я потерплю, а вы пока поговорите друг с другом, не огорчайтесь.

Он хотел этим сказать, что раз они оба так любят друг друга, так пусть посидят немного вместе: и то – счастье. Но какое тут счастье? Тогда запел Вали-джан: