Афганский рубеж 3
Шрифт:
— Думали, что дотянем. Левый двигатель всё барахлил и барахлил. Температура скакала. А потом и загорелся, — добавил Семён.
— И чего ты переживаешь?
— За вертолёт могут предъявить. Сам же знаешь, что сейчас начнётся со стороны Баева, — сказал Рогаткин.
— Главное, что я твоей семье не буду смотреть в глаза на похоронах. Машину жаль, но советская промышленность построит нам ещё. Может уже и новые вертолёты скоро будут, — посмотрел я в сторону Ми-28.
До Баграма оставались считаные километры. Руководитель полётами только и успевал передавать запросы Евичу от инженеров-испытателей.
—
Несколько секунд спустя очередной запрос от руководителя полётами.
— 917й, земля интересуется… будьте на приёме! — что-то не понял РП, но такие вопросы начали Евича злить.
— Окаб, 917му. Передайте коллегам, что ждать осталось недолго. Сами всё посмотрят, — сердито произнёс Андрей Вячеславович.
Настолько инженерам не терпелось узнать подробности Ми-28, что задолбали Евича ещё в полёте. Но это только показывает, что люди, создающие для нас — простых военных технику, болеют за своё дело всей душой.
Вышли на посадочный курс. Полоса отличная видна уже как несколько километров.
— 917й, прошу посадку к ангару, — запросился Евич отвернуть в сторону и сесть рядом с капониром.
Разумное решение, чтобы меньше светить вертолёт на полосе.
— 917й, разрешил. Видимость площадки подскажете, — ответил руководитель полётами.
— Понял вас. 302й, спасибо за работу. До встречи! — радостно произнёс Евич.
— Вам спасибо! Выручили. До встречи!
Несколько минут спустя, наш экипаж произвёл посадку и начал заруливать. Не успели мы подрулить к месту стоянки, как нашему взору предстала целая делегация.
— Три человека рядом с УАЗом, — произнёс Кеша, когда мы остановились на стоянке.
Как только мы выключились и вышли на улицу, Семён снова затеребил меня. Ему надо было выстроить, как он выразился, «схему защиты».
— Ничего не бойся и почаще мойся, — успокоил я его.
— В смысле? От меня воняет? — переспросил Рогаткин, обнюхивая себя.
— Это шутка. Всё хорошо. Ты же не сам разбил вертолёт, а тебе «помогли». Не дрейфь, Сёма! — похлопал я его по плечу.
Чтобы это сделать, пришлось сильно потянуться рукой.
Было ощущение, что встречающая нас троица — Баев и ещё кто-то. Но это оказался Карапетян и двое инженеров. Странно, что он не поехал встречать Ми-28, а рванул сначала к нам.
— Гурген Рубенович, нас ждёте? — спросил я, пожимая руку будущему заслуженному лётчику-испытателю.
— Конечно. Спасибо вам, мужики! Слышал, что пришлось нелегко. Как вам вообще работа «изделия 280»?
— Эффективно отработал по цели. По крайней мере, взорвалось сильно, — ответил я.
Карапетян кивнул, а потом посмотрел на наш Ми-24. Мы вместе с ним подошли к вертолёту, и он начал его поглаживать.
— Отличная машина. Запас прочности большой. Вообще, задумывали его как «летающую БМП». Подходит такое прозвище ему? — повернулся ко мне Карапетян.
— Мы привыкли называть их «шмели». Кто-то называет «полосатыми» или «крокодилами», — произнёс я.
Гурген Рубенович несколько раз погладил фюзеляж и отошёл.
— Один из моих товарищей —
заместитель генерального конструктора КБ Миль, рассказал мне удивительную историю. Мол, ему кто-то в Баграме подсказал идею с новыми двигателями. Не знаете, кто бы это мог быть? — улыбнувшись, спросил Карапетян.Вспоминаю! Подобный разговор у меня был. Обсуждали с одним из инженеров мы как раз двигатель ТВ3–117МТ, который стоит на Ми-8. Выходит, со мной говорил непростой инженер.
— Вы можете не отвечать, — улыбнулся Карапетян. — Но может есть какие мысли по поводу улучшения нового вертолёта?
Поразмыслив, я решил выдать информацию о тепловизионных системах. Вдруг раньше появятся!
— А что вы скажете насчёт тепловизионной тематики? — спросил я.
— Тепловизионной? Думаете, это лучше, чем телевизионная система?
Надо хоть слегка показать себя не самым умным. Могут чего и заподозрить.
— Наблюдение на больших расстояниях. Работа в сложных условиях видимости. Возможность наблюдения при полном отсутствии освещения. Более высокий контраст объекта с фоном. Думаю, достаточно причин, — ответил я.
— Я как-то пересекался с представителями одного научно-производственного объединения. НПО «Орион» вроде. Они что-то собираются делать подобное.
— Мне кажется, НПО «Геофизика» должна помочь. Всё же там достаточно интересный сплав используется по задумке «Ориона». Называется КРТ — кадмий, ртуть, теллур.
— Ну одного тепловизора мало. Как тебе идея насчёт новой пилотажно-навигационной системы? — улыбнулся Карапетян.
— Если в неё войдут ещё и оптико-электронная система и лазерный дальномер, то будет отлично.
Гурген Рубенович ещё раз меня поблагодарил. Но ощущение такое, что ещё кто-то к нам спешит.
Рядом с вертолётом остановился УАЗ. На бетонную поверхность стоянки вышли трое. Один из них Баев.
— И что у нас тут за дела, Клюковкин? Куда летали? — подошёл к нам Кузьма Иванович.
— Товарищ подполковник, задание на специальный вылет выполнено. В процессе выполнения был сбит вертолёт ведомого. Экипаж был эвакуирован. Сбитый вертолёт сгорел, — подошёл я к комэска и доложил как полагается.
— Угу! А вы уверены, что вас сбили? — вышел из-за спины Кузьмы Ивановича незнакомый мне человек.
Вид у него был, как и у Баева — зализанный, хитрый взгляд, в отглаженной форме и с чёрной папкой подмышкой. Ему даже не нужно свою должность называть.
— Это полковник Мальцин. Новый начальник службы безопасности полётов. Приехал нас проверить перед предстоящими событиями, — представил коллегу командир эскадрильи.
Такое ощущение, что в Баграме для начбезов «мёдом намазано».
А насчёт Баева, Рогаткин прав. Копать начнёт с книжек, а закончит нашим внешним видом.
— Пойдёмте, расскажете куда летали и как вертолёт был потерян по вашей вине, — сказал Мальцин, поджав губы.
Глава 11
Через маленькие окна кабинета предполётных указаний пробивались первые лучи солнца. Постепенно в помещении становилось душно.
Новый начальник службы безопасности полётов сидел напротив меня и внимательно изучал документацию.