Афганский рубеж 3
Шрифт:
— Согласно моим указаниям, подготовка к полётам происходит согласно руководящим документам сразу после лётного дня. Личному составу выделяется как минимум по 2 часа на доподготовку к полётам, — бухтел Баев, ходя вокруг Мальцина.
В его речи было что угодно, но только непризнание совершённых им ошибок. Вообще, его выступление было похоже на обыкновенную «отмазку». Мол, посмотрите, как я тут всё организовал.
— Угу, — кивнул Мальцин в ответ на очередную отговорку моего командира эскадрильи. — Ещё пару месяцев назад вы сами были здесь с заместителем командующего ВВС. Обнаружили вопиющие
— Так точно. Я проанализировал недостатки в других полках. Как пример, Джелалабад. Как видите, наш класс обустроен. Стенды, схемы, доска приведена в порядок, — обвёл Баев пальцем стены в кабинете.
— Кхм! — прокашлялся Мальцин, переворачивая очередную страницу какого-то «журнала проверки журналов». — А как было до этого?
Вопрос полковника сбил с панталыку Баева.
— Ну как же?! Здесь постановка задач в палатке проходила.
Какой ужас! Послушаешь Баева и непонятно, как мы вообще ещё все не разбились, поскольку постановку задач не в классе проводили.
— Лейтенант, это так? Вы готовились к полётам в палатке до недавнего времени? — спросил Мальцин, с хитрецой посмотрев на меня.
— Так точно. И ничего страшного не происходило.
— Это нарушение. Вы согласны? — спросил полковник.
— Если мы говорим о полётах вне зоны боевых действий, то согласен.
Баев прицокнул и начал указывать на меня.
— Я услышал достаточно от вас, Кузьма Иванович. Оставьте нас. Лично хочу пообщаться с вашим подчинённым. Насколько я помню, у вас же вылет сейчас? Можете вовремя не взлететь. Это нарушение не меньшее, чем неправильное ведение документации, — сказал Мальцин.
Баев выпрямился, гневно взглянул на меня и вышел из кабинета. Полковник открыл папку и достал оттуда… целлофановый пакет конфет.
— Угощайся, Клюковкин. Меня один техник в полку всегда в полёт провожал, угощая конфетой «Барбарис», — показал он на сладости, и я взял одну из конфет в жёлто-зелёной обёртке.
— Спасибо. А в каком полку служили?
— В Кубинке. Уже лет 10 как в главкомат перевёлся. Рассказывай, как готовились к полёту, как летели, как сбили Рогаткина и как вернулись.
Выходит, что Мальцин — истребитель. Значит, в вертолётах он понимает не очень хорошо. Тогда ещё больше непонятен мне его первоначальный вывод, что на мне боевая потеря Ми-24.
Мой рассказ много времени не занял. Основные этапы задачи оглашать я не стал, всячески избегая упоминания о главной цели спецвылета. Думаю, что Мальцин уже знает, в чьих интересах выполнялся полёт, потому и не копает. Вообще, изначальный порыв этого человека наказать или обвинить меня в чём-то сошёл на нет.
— Крен 40°, говоришь? Не знаю, в каких у вас рекомендациях такие есть значения, но вертолёты с таким креном разворачиваться не должны. Это нарушение. Вы согласны?
— Повторюсь, если мы говорим о полётах вне зоны боевых действий…
— Я тебя понял, что ты согласен, — записал что-то себе в тетрадь Мальцин.
И так мы проговорили почти час. Складывается впечатление, что в настольный теннис играем. Полковник мне: «Это нарушение. Вы согласны?», а я ему про полёты вне зоны боевых действий. Словно шарик с одной стороны на другую отбиваем.
—
Хорошо. Я ещё побеседую с экипажем Рогаткина. Или не стоит? — уточнил Мальцин.Очень странный вопрос. Похоже, думает, что я ему соврал.
— Если у вас есть время, то пожалуйста. Однако вы же понимаете, что вам нужно будет дождаться, пока я и Рогаткин отчитаемся перед… специалистами, в чьих интересах мы работали. И они нас уже ждут. Плюс экипаж Рогаткина должен пройти медосмотр.
— Я с Римаковым уже всё обговорил, а медосмотр ему ни к чему.
Знать бы ещё кто этот Римаков.
— С Максимом Евгеньевичем Римаковым вы знакомы? Представитель КГБ, с которым вы работали по задаче прикрытия… одного объекта.
Теперь понятно, откуда столь высокая оперативность со стороны Мальцина. Глупо было думать, что в командовании ВВС армии никто не знает про работу с Ми-28. Тем не менее, до каждого из начальников доводить вряд ли будут столь закрытую информацию.
— Если вы знаете о моей работе, думаю, что и степень риска в таких полётах вам известна, — ответил я.
— Я приехал это дело проконтролировать, но вылет почему-то состоялся раньше. Очередная игра разведчиков?
— Не могу знать.
Мальцин покачал головой, вздохнул и отклонился назад.
— Ничего больше не хочешь сказать? Как у вас вылеты при новом командире эскадрилье планируются например?
— Согласно руководящим документам. Кузьма Иванович очень принципиальный человек в этом вопросе…
— Клюковкин, отставить! Я тебе задал конкретный вопрос: как у вас планируются вылеты?
Вот как его убедить?! Ну реально после «смены власти» мы теперь всё делаем по руководящим документам. Тетради, журналы, контроли готовности и неготовности — всё по букве закона.
Копает под Баева? Не верю. Что-то здесь другое.
Если бы кто-то хотел на этом подловить Баева, у него бы ничего не вышло.
— Товарищ полковник, я вам ответил. Конкретно.
— Прекрасно! Тогда почему майор Кислицын позволяет себе усомниться в профпригодности подполковника Баева и пишет рапорт на него? И это в преддверии… важной задачи для вашего подразделения.
Так-так, очередной заход в Панджшерское ущелье. Об этом предупреждал меня Виталий. Видимо, снова командование готовит большую операцию в «логове льва».
— Потому что не всегда законы войны совпадают с мирным законодательством, — ответил я.
— И вы согласны с оценкой Кислицына?
— Так точно.
Дверь в кабинет открылась, и на пороге показался Римаков со своим помощником Виталием.
— Товарищ полковник, доброе утро! Не ожидал вас встретить здесь в столь ранний час, — зашёл он в кабинет и поздоровался с каждым.
— Я вас тоже, Максим Евгеньевич. Вам нужен Клюковкин?
— Само собой. Сегодня они выполнили очень важную задачу. Проявили мужество и хладнокровие. И только благодаря им была выполнена поставленная задача. Предлагаю отправить на отдых личный состав, — ответил Римаков.
— И не мешало бы поощрить. Верно? — сказал Виталий.
Мальцин слегка удивился. Римаков кивнул, подтверждая слова своего коллеги. Начбез противиться не стал. Зато у него возник более серьёзный вопрос.
— А вертолёт кто возвращать будет?