Афганский рубеж 4

Моё почтение и приветствие он оценил.

Как только вышли на маршрут, я внимательно огляделся по сторонам. Провинция Заболь тянулась вдоль шоссе, где между редкими деревнями можно было заметить колонну грузовиков, медленно пробирающихся по пыльным дорогам. Их тоже прикрывает пара Ми-24, следующих по маршруту проводки колонны.

Узкие реки, напоминающие скорее ручьи, прорезали эту землю, принося редкую влагу. Много где заброшенные кишлаки с разрушенными дувалами и осевшими крышами. Куда ни глянь, а вывод один — жизнь здесь суровая.

— 115й, ответь 102му, — запрашивал я Орлова в надежде, что радиостанцию на борту он не выключил.

Но ответа не было.

Вертолёт едва ощутимо вибрировал, словно живой организм, откликаясь на каждое движение ручкой управления. Лёгкий ветерок проникал в кабину через приоткрытый блистер у лётчика-штурмана.

Солнце, неумолимо бьющее сквозь остекление, заставляло чувствовать жар, от которого никуда не скрыться. Пот медленно стекал по моим вискам, смешиваясь с запахом керосина и жидкостей из грузовой кабины.

— 4° влево нужно взять поправку, — тихо произнёс лётчик-штурман, и я послушно выполнил его рекомендацию.

— Выполнил. Скорость?

— 180. Прибытие через 10 минут, — доложил правак.

Видно, что парень не глупый. Перед вылетом узнал, как его зовут. Лейтенант Василий Гурт. Но меня предупредили, что прозвище у парня «Малыш». При взгляде на комплекцию Гурта я даже не сомневался, почему именно так его прозвали в эскадрилье.

Его рука, примерно как моя нога. Шея в два раза шире моей. Да и ростом он под 185 сантиметров, не меньше. А главное — лицо, будто вчера только в школу пошёл. Такой вот, Малыш.

С навигацией парень справляется. Надо бы дать ему больше свободы и возможности «порулить».

— Вась, возьми управление, — сказал я и правак тут же растерял все свои штурманские принадлежности.

Карта-держатель скатился вправо, где стоял «дедовский» прицел ОПБ-1Р. Он похож на средних размеров телескоп и служит для бомбометания.

— Я готов. Управление беру, — сказал лётчик-штурман и вцепился в ручку управления.

— Ноги на педали ещё поставь и забирай управление, — спокойно сказал я, почувствовав, как паренёк уже «борется» с вертолётом.

И пока что Ми-8 побеждал. Ощутимо начало покачивать из стороны в сторону. Тут ещё и горный хребет Сургар был уже рядом.

— Резко не отклоняй. На предельно-малой высоте работаешь ручкой управления, — тихо сказал я по внутренней связи, помогая Гурту сбалансировать вертолёт.

Мы пролетели горный хребет, и взору предстало большое озеро Аби-Мукур. Оно поблёскивало на солнце, как огромное зеркало, покрытое трещинами.

За озером открывался степной ландшафт восточной части Афганистана, где выжженная земля встречалась с далёкими горными хребтами, окутанными лёгкой дымкой.

Чуть дальше к югу расположена провинция Пактика. Здесь степь уступала место холмам, поросшим редкими колючими кустарниками. В некоторых местах я замечал разбросанные кишлаки, где дети гоняли по дороге самодельные тележки. Эти пейзажи казались безмятежными, но в действительности скрывали в себе опасность. Горы, тянущиеся к горизонту, словно создавали природные баррикады, за которыми могли укрываться духи.

— 115й, ответь 102му, — вновь запросил я Орлова.

— Ответил. 102й, наблюдаем вас. Площадка готова, — доложил старлей.

— Понял. 121й, выходите вперёд. Начинайте прикрывать, — переключился я на ведущего Ми-24.

— Принято.

Через минуту над сопками рядом с местом посадки кружились «шмели» Ми-24, обеспечивая прикрытие. Их силуэты выделялись на фоне голубого неба. Они словно охотники, высматривающие добычу. Каждый разворот, каждый манёвр был точен. С виду работа этой пары выглядела безупречно, как и требовало.

У подножия высоты 1972, я заметил Ми-8, стоящий на земле. Его винты лениво покачивались на ветру, будто машина раздумывала, стоит ли ей снова подняться в воздух. Никакого дыма или обломков не видно. Капоты открыты, а в двигатели уже полностью погрузились два человека в песочных комбинезонах.

— Давай я посажу. Или ты готов? — повернулся я к Малышу, но энтузиазма в его глазах не увидел.

Я взял управление, и мы быстро зашли на посадку, оставив Ми-24 прикрывать нас сверху. Выйдя из кабины, обнаружил, что для работы в полевых условиях капитан Моряк выбрал… товарища Гаврикова. У этого младшего сержанта вид был такой, что даже мне стало его жалко и захотелось налить.

— Товарищ майор, я вас не подведу, — выпрямился передо мной Гавриков, когда я спустился по стремянке.

— А у тебя вариантов нет, — похлопал я его по плечу.

Вокруг вертолёта уже заняли позиции разведчики отдельного отряда специального назначения. Их форма была идеально приспособлена для этой местности — костюмы песочного цвета с множеством карманов.

Выглядели разведчики бодро, но в их глазах была усталость.

На головах — кепка или лёгкая бандана, а в руках — автоматы, от которых, казалось, они не могли оторваться ни на секунду. Некоторые сидели, опираясь на ранцы РД-54, другие лежали на земле, внимательно наблюдая за горизонтом через прицелы.

— Сан Саныч, готов доложить, — встретил меня у вертолёта Орлов.

— Давай, Михаил Юрьевич, — ответил я.

Орлов был удивлён столь официальным обращением. Пару секунд замешательства и он быстро мне всё объяснил и выставил предварительный «диагноз», пока я и Моряк визуально осматривали вертолёт.

— Понятно. А чего кричал, что горишь? Были признаки? — уточнил я.

Орлов промолчал. Он указал на карте место, откуда его предположительно обстреляли.

— Прилетим и обсудим. Что там, Гавриков? — крикнул я младшему сержанту.

— Ну, тут всё чин чинарём. Эм… всё хорошо, что касается двигателей. А вот приборы и гидросистема пострадали, — сказал младший сержант, который осмотрел оба двигателя.

— Ещё лопасть пробита, — указал я на одну из пробоин в несущем винте.

— Работы на час, — улыбнулся Гавриков, и вся команда техников приступила к устранению неисправности.

Пока чинили вертолёт, я успел поговорить с разведчиками. Командир группы в звании лейтенанта обрадовался, когда узнал, что я служил с Игорем Геннадьевичем Сопиным.