Афганский рубеж 4

Минуту спустя, когда к нам пристроились Ми-24, Бакаев вернулся и показал поднятый вверх большой палец.

— Все живы? Раненных нет? — спросил я.

— Жить будут. Возмущались. Мол, можно было ещё пострелять. Кстати, некоторые до сих пор отойти не могут от такого падения. Думали, что у нас что-то отказало.

— Нормально всё, — ответил я. — Макс, возьми управление.

— Принял. Управление взял, — ответил мне лётчик-штурман, и я слегка расслабился, убрав руки и ноги с органов управления.

В кабину заглянул Липкин и начал благодарить. У командира спецназа куда-то подевался с головы подшлемник.

— Сан Саныч, такого «взлёто-падения» я ещё не видел. Ушли на тоненького, — сказал Пётр Петрович, поправляя «лифчик» на груди.

Понятно, что у парней стресс, но чутка расшевелить можно.

— Ладно. Ты скажи, пускай парашюты надевают. Сейчас в набор пойдём, всякое может случиться, — докричался я до Липкина, и тот ушёл в грузовую кабину.

На меня удивлённо посмотрел Заур.

— Командир, у нас на всех не хватает парашютов.

— Ничего, — улыбнулся я.

Не прошло и минуты, как в кабину вновь заглянул Липкин. Выражение лица у него было задумчивым.

— Сан Саныч, а как же так?! Парашютов всего 3, а нас 23. Как делиться?

— Значит надеть всем, кроме коммунистов. Мы вот коммунисты и нам ничего не страшно, — с серьёзным выражением лица ответил я.

Липкин собрался уже уйти, но вдруг понял наш авиационный армейский юмор. Он протянул мне руку, и я отвесил ему «пятюню».

После посадки в Шахджое, нас ещё долго не отпускали разведчики.

— Сан Саныч — высший пилотаж. На одном колесе, да ещё столько времени. У меня один вопрос — как?! — спросил у меня майор Липкин, когда основная часть поздравлений утихла.

— Да как?! «Шажочек» вверх, ручку вправо-влево. И не забывать «педальки» нажимать, — объяснил я, смотря на то, как мои подчинённые выкуривают очередную сигарету с разведчиками рядом с машинами.

— Не пойму я ваш авиационный юмор. Значит так, с нас поляна. Отказы не принимаются. Время доведём дополнительно, — сказал Липкин и крепко меня обнял. — Вот, прав был Сопин насчёт тебя.

— Смотря о чём он тебе говорил, — посмеялся я, и мы разошлись.

Бойцы отряда погрузились на машины и уехали со стоянки в направлении расположения отряда. Я подошёл к вертолёту и ещё раз его осмотрел. Пока мои подчинённые группировались и продолжали обсуждать вылет, решил оценить повреждения.

— Товарищ командир… — вытянулся в струнку передо мной Гавриков.

Не сразу я почувствовал, что от младшего сержанта опять идёт запах «праздника».

— Ты спиртом моешься что ли? — спросил я, проводя рукой по пробоине в фюзеляже.

— Товарищ майор, я совсем немного. Вы не поверите, но душа за вас болела.

— За переживания, спасибо. А выпивка тут при чём?

— Так я по-другому стресс и не умею снимать.

— Я тебя научу. Доложишь своему начальнику ТЭЧ звена, что ты ужасно хочешь поработать руками в свободное от службы время, — похлопал я Гаврикова по плечу, а потом поблагодарил за матчасть.

Только я сделал шаг от вертолёта, как решил кое-что спросить у младшего сержанта.

— Гавриков ко мне, — позвал я техника, и он быстро подбежал. — Что там с вертолётом моего ведомого?

— Фара разбита, две лопасти в дырках, несколько пробоин в фюзеляже и отсеке двигателей. Вкратце — утром будет в строю.

— С двигателем всё хорошо?

— Так точно. Всё проверили.

Вот и ещё одна тема для разговора с подчинёнными. В докладе моего ведомого и не было чёткого доклада о повреждении двигателя, но поговорить с парнем стоит.

Я отпустил Гаврикова, а сам подошёл к лётному составу.

— Все ко мне в кабинет.

Через несколько минут я открыл дверь кабинета и впустил всех лётчиков. Каждый заходил медленно, будто ожидал какого-то серьёзного разговора.

Посмотрев на каждого из них, я заметил насколько ребята устали. Лейтенант Самсонов и вовсе продолжал тяжело дышать. Будто он кросс пробежал.

— Устали? — спросил я, подойдя к холодильнику. Все хором ответили утвердительно.

Открыв дверь «Минска», я достал оттуда целую бутылку молдавского «Нистру».

— Самсонов, иди мне поможешь, — подозвал я лейтенанта, чтобы он достал из холодильника две шоколадки.

Налив на каждого по рюмке, пригласил всех к столу. Когда каждый взял себе, решил сказать пару слов.

— За возвращение, — и все быстро выпили, закусив шоколадом.

Только все поставили «нурсики» на стол, начал звонить телефон.

— Клюковкин.

— Сан Саныч, это хорошо, что вы в кабинете. Командир полка уже три раза звонил… — начал тараторить Пяткин, который был у спецназовцев на ЦБУ.

— Сейчас позвоню. Разбор полётов проведу и наберу Веленову.

— Разбор? — удивился начальник штаба.

— Как будто первый раз услышали название этого мероприятия, — подмигнул я парням, которые весело улыбнулись.

Я повесил трубку и закрыл бутылку коньяка.

— Завтра отдыхаете. Будет звено Бойцова работать и другая пара Ми-24. Вопросы?

Спрашивать никто не стал, быстро убрали со стола закуску с бутылкой, и начали выходить из кабинета. Решил задержаться только мой ведомый.

— Командир, поговорить хотел, — сказал капитан, который был командиром второго звена.

— Ты про то, что не стал садиться на выступ? С разбитой фарой я бы тебе не разрешил этого делать в любом случае.

Капитан тут же приободрился. Наверняка он хотел что-то мне объяснить по поводу его оборванного доклада о двигателе.

— Я был не уверен, что зацеплюсь за выступ. Надо это признать.

— Понятно. Что ж, зато ты со мной честен. Это плюс. Но больше ни с кем так не откровенничай. Разное могут подумать.

— А вы что подумали?

— Ничего. Разрешаю тебе и всей группе сегодня «обнулиться». Завтра отдыхаете, а послезавтра посмотрим. Может, полетаем в районе Шахджоя на личное совершенствование.

Капитан кивнул, подошёл к столу и протянул мне руку. Я пожал её, чувствуя, что у человека свалился груз с плеч.