Афганский рубеж 4

Особенно, это никак не отражается на восприятии пейзажа за бортом. В иллюминаторе будто другая планета.

Нет снега и густых лесов Торска. Не видно заросших берегов Тверцы и куполов старинных церквей. Здесь другой мир. Знакомый и одновременно неизведанный.

Дорога от Кандагара извивается среди сопок, проходя параллельно реке Тарнак. Предгорья Гиндукуша, отделённые от транспортной артерии степями и высохшими руслами рек, имеют разноцветный оттенок. Так и хочется сказать, что это какой-то коктейль из различных горных пород.

Засмотревшись на Афганский пейзаж, я не сразу понял, что мы начали уходить в сторону. Командир отвернул вертолёт вправо, проходя в стороне от большой деревни. Дома в ней построены из белой и красной глины. Вновь восточный колорит Афгана налицо.

Вертолёт слегка подбросило, и тут же командир его «успокоил». Удержав сумку на скамейке, я отклонился назад и прокрутил в голове последние четыре дня.

С момента доведения до меня приказа, времени на раздумывание и рассуждения у меня не было. Быстрые сборы, оформление документов и бегом в Мигалово. Первым же рейсом на Ан-22 оказался в Тузеле, а затем улетел в Кандагар.

Одно меня радует, что я хотя бы заместитель командира и мне будет с кем работать в направлении наведения порядка. А именно это и было обозначено моей основной задачей, когда я представился командиру полка в Кандагаре.

По его взгляду мне показалось, что он меня готов перекрестить, если б не был атеистом.

— Пролетаем Калат. Вчера отсюда Ми-24 обстреляли. Будьте начеку, когда сами начнёте летать, — подошёл ко мне бортовой техник, отлучившийся из кабины экипажа на перекур.

— А что в Шахджое не знают об этом? — громко спросил я.

— Могут и не знать. Там у них вечно всё через задницу, — отмахнулся бортач.

Пока молодой лейтенант «дымил» рядом с иллюминатором, я начал представлять свой первый «рабочий» день в Шахджое. По словам инструктировавшего меня командира полка, забот выше крыши. А ещё строго предупредил, что через месяц-два я с комэска жду комиссию.

У меня сложилось впечатление, что командование в Кандагаре со своими подчинёнными не общается совсем.

Прошло немного времени, и вертолёт начал заходить на посадку. В иллюминаторе показались серо-жёлтые холмы, окружавшие небольшой гарнизон Шахджой. Городок сверху выглядел как кишлак — те же дома из глины, накрытые шифером. Заметны несколько модулей на стадии строительства и стоянка спецтехники недалеко от вертолётов. Даже пожарный ЗиЛ присутствует.

Вертолёт начал сбрасывать скорость. Уже можно разглядеть расположение частей спецназа и ВДВ, живущих в основном в палатках. Виден плац и импровизированный спортгородок. Не так уж всё здесь и плохо.

Ми-8 завис над грунтовой полосой и медленно приземлился на три стойки. Бортач вышел из кабины и пошёл открывать сдвижную дверь. Пока я благодарил экипаж за «доставку», к вертолёту подбежали несколько человек, чтобы забрать несколько ящиков.

Я пожал руку бортовому технику и спрыгнул вниз. Только я отошёл на несколько шагов, как Ми-8 взмыл вверх и занял курс в направлении Газни.

Когда пылевое облако осело, мне открылся вид на гарнизон Шахджой. Очертания глиняных домов скрывались в песке, нагоняемым слабым ветром. Пройдя несколько шагов, я погрузился по щиколотку в песок. Ступил, что называется, в этот сугроб сухой пыли.

— Афганская пыль везде одинаковая, — произнёс я про себя, поправил фуражку, смахнул пыль с кожаной куртки и пошёл в сторону городка.

Слева тихо и мирно стояли Ми-24 и Ми-8. Лопасти слегка покачиваются на ветру, а между бортами устало ходил часовой с автоматом. Ещё один стоит под караульным грибком сразу за вертолётами. И как-то уж совсем странно, что никто из техсостава не работает на машинах. Ни обслуживания, ни подготовки к вылетам. Как будто задач перед эскадрильей никто не ставил никаких на сегодня.

Где-то в глубине гарнизона слышен гул моторов. Начали проверять «боевые колесницы» десантники и спецназовцы.

На первый взгляд не так уж всё и плохо. Дорожки выложены из металлических плит К-1Д или камней. Кое-где разложены доски. Видимо в местах, где наибольшая грязь. Система туалетов, как и на любом аэродроме — либо старый кунг, либо сколоченный из досок сортир. Главное, что запах везде соответствующий. Одно насторожило — слишком уж керосином запахло, когда я прошёл мимо одного из сухопутных «гальюнов».

Пройдя несколько шагов, заметил приближающегося ко мне паренька в шлемофоне и технической демисезонке на голое тело. Не идёт, а рисует синусоиду. Да такую, что амплитуда не поддаётся никакому замеру. Увидев меня, он выполнил подобие боевого разворота и чуть было не попал в левое вращение.

— Ко мне, орёл горный, — спокойно сказал я.

Паренёк застегнул куртку и подошёл ко мне строевым шагом. Далось это ему нелегко. Вестибулярка у него совсем отключилась.

— Млад… серж… ик… Гавриков, товарищ… а, я вас не знаю, но фуражка у вас серьёзная.

Видимо, это один из техников моей эскадрильи. У них доступ к спирту есть постоянный. Только запах от Гаврикова был несколько иной.

— Майор Клюковкин, замкомэска 6-й эскадрильи. Где так налакался, гаврик? — удержал я младшего сержанта от падения, схватив за воротник куртки.

— Это всё вер… вер… верблююю… — произнёс Гавриков и резко ушёл в сторону, не справившись с тошнотой.

В этот момент у него из кармана выпала фляга. Ёмкость оказалась пустой. Открыв крышку, я ощутил запах не спирта, а другого пойла.

И да, верблюжья колючка в его ингредиентах тоже присутствует.

— Кто ж тебя надоумил солдатский сидр приготовить? Спирта мало в эскадрилье? — спросил я.

— Эфтаназии… ик… безобразия… ой! Разнообразия захотелось, товарищ майор, — ответил Гавриков.

— Понятно. Где командир эскадрильи?

— Ему плохо.

Блин, неужели и комэска ещё подшофе?! Бардак полнейший.

— В смысле, он болеет. В Кабуле. Или в Ташкенте, я не помню, товарищ майор.

Тут у меня в голове будто загорелась лампочка. Кусочки пазла собрались в картину под названием «задница».

Пока Гавриков с развязанным языком, можно было с ним поговорить откровенно. Выдал мне парнишка всё. Оказывается, комэска сюда был назначен, но пробыл в Шахджое всего неделю. Благополучно получил ранение в бытовой обстановке и убыл в госпиталь.

Обстоятельства ранения уточнять я не стал. Разницы нет, отчего свалил комэска. Теперь я исполняю его обязанности. И что-то мне подсказывает, буду я это делать очень долго.

— Ну, тогда пошли. Устрою тебе разнообразие. Где баня?

Термокомплекс оказался совсем рядом. Чуть ближе, чем штаб эскадрильи, который мне показал младший сержант. Сам Гавриков плёлся за мной и рассказывал всё самое интересное, что есть в гарнизоне.