Африканский гамбит

Но, тут в дело вступила прятавшаяся до времени в засаде, третья сотня Момо. Выскочив из своих укрытий, с дикими криками и улюлюканьем, разрисованные в боевую раскраску, с искажёнными от ярости лицами, они бросились убивать врагов в спину.

Полетели дротики, впиваясь в спины солдат и офицеров. Первыми рухнули мёртвыми на землю пулемётчики. Офицеры и капралы, развернувшись назад, открыли огонь из винтовок и пистолетов, но через пару минут были смяты превосходящими силами.

Это почувствовал Момо, и бросил в рукопашную свою первую сотню, которая отступала. Бросая оружие, чёрные тиральеры бросились бежать во все стороны, глядя на них, дрогнули и белые солдаты, которых не спасли новые винтовки и дисциплина. Разгром был полный, остаток спасшихся рот вернулся в форт, бросив своих раненых, чьи мёртвые головы вскоре украсили обломанные ветви, вокруг места битвы.

Потери были ужасающими, в живых осталось меньше половины солдат. Многие были ранены, офицерский, и унтер-офицерский состав, был практически уничтожен, в живых осталось лишь пять офицеров, и семь капралов. А дикари получили богатые трофеи, и теперь стали обстреливать из винтовок форт.

Но, пулемётом они так и не смогли воспользоваться. Покрутившись возле форта ещё сутки, и похоронив своих убитых, Момо, вместе с оставшимися сотнями, и богатыми трофеями, отправился обратно. В этом бою его сотни тоже понесли серьёзные потери, в общей сложности, потеряв сорок семь человек, и больше пятидесяти ранеными. Но, Момо был доволен, были довольны и остальные, несмотря на то, что приходилось тащить на себе винтовки и пулемёт.

Они сначала хотели бросить бесполезную тяжёлую железяку, но, вспомнив злого Мамбу, и его слова, они не осмелились этого сделать, и теперь пулемёт тащили на носилках.

Временами ствол пулемёта утыкался в грязь, и собирал её в полной мере, забив весь канал ствола, но тут уж ничего не поделать. Дети природы, это дети природы.

Момо, хотел уже было вернуться, но чужие селения, и возможность пограбить других, тянули его, как магнит. Через несколько дней, они, увидев посередине реки большой остров, остановились здесь на днёвку и, связав плоты, загрузились на них, в два этапа переправившись на противоположный берег, где напали уже на принадлежавшие бельгийцам фактории, и негритянское население, всё с теми же криками «фак» и «май гад», как учил их великий Мамба.

Никто на противоположном берегу не ожидал такой подлянки, и перевалочные станции, торговые фактории, и пункты сбора каучука, были захвачены, и безжалостно разграблены. Полученных трофеев было столько, что Момо решил взять себе специально для этого рабов, под страхом смерти тащивших грузы, пока его воины нападали на следующие селения.

В отличие от бельгийцев, носильщиков не били, и кормили, как требовал этого великий Мамба, правда, иногда убивали, но это было, в основном, случайно.

Потом Момо вспомнил, как Мамба всем говорил о необходимости пополнения людьми любого народа, и, желательно, с семьями, и, пользуясь относительной близостью города Банги, начал угонять с собой всех подряд, делая упор на молодых женщин, и мужчин всех возрастов, но крепких и выносливых, не забывая и о подростках.

Под конец пути, с ним уже шла огромная толпа, в несколько раз превышая их численность, но смертельно боявшаяся своих новых хозяев, и не делая попыток сбежать или напасть, пользуясь численным перевесом. У города Банги пришлось делать переправу, и целый день на другой берег, с бельгийской территории, переправлялись захваченные рабы, трофеи и, собственно, воины Момо.

Момо чувствовал себя героем, также чувствовали себя и его воины. Мамба будет доволен, и подарит что-нибудь могучему воину народа банда, по имени Момо, и разрешит завести себе пять жён (он уже присмотрел себе четырёх, в дополнение к той, которая ждала его в Баграме). Великий Мамба щедр к своим воинам, и любит их, особенно тех, кто удачлив в бою. Главное теперь, всех довести живыми, а то великий Мамба не любит напрасных потерь, и может разозлиться.

Но, Момо и его люди — великие охотники, и смогут накормить и довести всё людское стадо. Ничего, они справятся, и Момо станет наравне с Ярым, он ведь, так этого хочет, и возвысится над остальными. И его губы расплылись в мечтательной улыбке.

Глава 13 Масса, Ашинов, и другие

У меня начали расти волосы на лице. Да, да, цвет кожи больше не менялся, а вот волосы, как в подростковом возрасте, стали постепенно расти на щеках, и над губой. За короткое время, выросла ощутимая чёрная щетина, которая сразу же стала курчавиться.

Это, наверное, от казаков передалось, ведь они все, сплошь, обросли волосом, практически, никогда не бреясь, а только коротко подстригая волосы. Прошло три месяца. Момо «потерялся в джунглях», после взятия города Банги, от него не было вестей, кроме оружия, и беспалого визиря Массы.

С этим визирем, вообще, получилась отдельная история. Связанный и доставленный ко мне, как раб… с верёвкой на шее, и колодками на ногах, он сейчас производил жалкое впечатление, в отличие от того, что было в прошлом году. Валяясь в ногах, он даже не пытался вымолить себе прощение, понимая, в какой грязной луже он оказался, и тем самым завоевал моё уважение к себе. Не хотелось бы слышать жалкие вопли, и испытывать сожаление.

Его привязали к позорному столбу, и он висел на нём, сдерживаемый верёвками, повторяя только одну фразу: «Я не предавал, они всё сделали за меня». Его пальцы, присланные вместе с ним, я выбросил в реку, кроме одного. Этот палец был указательным, его я пропитал маслами, и высушил на солнце, пока Масса висел на столбе, без воды и еды. Чтобы он не умер, я подсылал ночью женщину, которая кормила его лепёшкой, и давала воды.

Все ждали страшной казни над предателем. Мне нашли свидетеля того, как происходило подписание договора. И, судя по рассказам, он действительно, не предавал, и я решил простить его. Если бы он жаловался и рыдал, умоляя меня, катался бы в ногах, я бы казнил его. Но он принял удар судьбы с философией стоика, потому что был невиновным.

Вместе с отцом Кириллом, мы подошли к нему, и воин по моему приказу развязал узлы. Не в силах стоять на ногах, Масса упал на землю, и лежал не поднимаясь.

— Готов ли ты принять христианство, и веру в единого бога, став верующим коптской церкви?

Его глаза приобрели осмысленное выражение, поняв, что у него появился шанс выжить.

— Готов, — прошептали его губы.

— Отнесите его в пруд, для церемонии освящения, — приказал я воинам.

Массу погрузили в чистую дождевую воду искусственного пруда, и отец Кирилл начал процедуру крещения, поддерживая его голову над водой. Окрестив, священник выдал ему скромный деревянный крестик, на кожаном ремешке. Два воина вытащили его из воды, поддерживая с обеих сторон.

Вода стекала по его чёрному телу, бывшему до крещения, серым от пыли, пота и грязи, которые он насобирал за время пути сюда, и висения на позорном столбе.

— Ты очистился, мой визирь, освящённая вода смыла твой позор, и омыла твои раны. Готов ли ты снова служить мне?

Вырвавшись из рук воинов, Масса упал на колени, молитвенно сложив перед собой руки, его губы искривились в сдерживаемых рыданиях.

— Готов, Великий вождь.

— Клянись полученным крестом, которому обязан своим спасением!