Агент Их Величеств. Часть 2
Шрифт:
– А «Жёлтый дом»... Вы там... Что там сейчас? Пусто?
Вместо ответа Ноктус молча открыл пухлую кожаную папку, лежавшую у него на коленях, и протянул следователю фотографию.
Это была очень хорошая фотография в цвете, сделанная на последнюю модель «Пентаграмма» или «Кваннона»: закопчённые руины некоего здания. Похоже, у постройки на фото когда-то было больше одного этажа, но огонь сожрал его кости, и здание сложилось само в себя, оставив на память лишь обломки стен и чудом уцелевшую каминную трубу, похожую на почерневший сломанный позвоночник. Было видно, что пожар случился давно; следователь узнал эти руины даже не по цвету стен (он почти нигде не сохранился), а по панораме открывавшейся с холма, на которой распластался обгоревший остов.
– Вот. «Жёлтый дом» сгорел почти полгода
– Почему?
– Паранормальная активность. Жаловались на шум по ночам, летающие тарелки, стоны, пятна воды на стенах, всё такое. Приезжал следователь ДДД из Тихих Выселок, проверил здание, ничего не нашёл, подписал акт, да и отбыл восвояси. И с тех пор здание так и числилось в списке «на продажу», пока благополучно не сгорело.
– А сгорело-то почему?
– Паранормальная активность. Туда забрались какие-то подростки – ну, знаете: выпить да покурить, да на стенах порисовать, и, похоже, взбесили Шумного Духа, который сжёг «Жёлтый дом», и свалил по своим делам.
– Вообще-то, – Фигаро тут же надулся, – Шумного Духа и с «мерилом» чёрта с два найдёшь, а уж выселить его и подавно...
– Спокойно, спокойно! – Артур примирительно поднял руки. – Ишь, разошёлся! Никто не обвиняет специалистов Департамента. Сгорело так сгорело, не в том суть. Меня больше интересует, как этот Фанет умудрился показать вам целый и невредимый дом безо всякого псионического воздействия... Ну, почти безо всякого.
– Так, стоп! – Фигаро вскинул руку, – а-а-а-а-атставить! Что значит – «почти»?!
Мерлин с Ноктусом снова обменялись короткими взглядами. Следователя, если честно, уже начинала утомлять эта пародия на телепатию.
– Вашу память корректировали. – Ноктус нахмурился, но не отвёл взгляда; ему, похоже, очень не хотелось сообщать Фигаро подобные новости. – Всего пара минут, когда вы стояли перед картиной... ну, той, где плот и...
– Да я понял. Но как? Это можно восстановить?
– Нет. – Куратор скривился. – Работал не «врождённый» псионик, но работа всё равно филигранная... А вообще радуйтесь, что это только малюсенький кусочек, и что вы вообще помните, кто вы такой. Фолту, вон, повезло меньше. Хотя он уже осваивается.
– Взгляните на это дело так, – Артур жизнерадостно улыбнулся, – вы потеряли лишь маленький фрагмент воспоминаний, в сущности, микроскопический. При этом вы остались живы в целом, что, как по мне, отменный результат. Не хотел бы я поднимать вас в виде некрота, да и вам такое существование вряд ли понравилось бы. И вообще: не скажи мы вам о том, что в вашу память вмешивались, вы бы об этом никогда и не узнали.
– И всё же, – Ноктус рассеяно похлопал себя по карманам, достал пачку «Столичных» и прикурил от маленького заклятья, – вы, господин Мерлин, задали хороший вопрос: как этот Фанет умудрился показать Фигаро «Жёлтый дом» целым и невредимым? Невероятно сильная и детализованная иллюзия? Временная трансформация? Я, например, такой фокус не повторю.
– Но разве нельзя просто узнать... А, – Фигаро хлопнул себя по лбу, – ну конечно. Рассеивающее Заклятье.
– Да, – куратор кивнул, выпуская из ноздрей сизый табачный дым, – совершенно верно. Кем бы ни был наш колдун-инкогнито, он свободно швыряется заклятьями высшего сопромага направо и налево, совершенно не заботясь об их мощности. Я бы сказал, что он – Великий Иссохший, но и они не могу оперировать таким количеством сырого эфира одномоментно. Рассеивающее Заклятье использованное на месте «Жёлтого дома» Иссохшего просто разорвало бы. И компенсаторы бы не спасли.
– А этот Фанет... – Следователь нахмурился, чувствуя, как по телу разливается приятное сонное тепло (похоже, шезлонг, на котором лежал Фигаро, был нашпигован всяким исцеляющим колдовством). – Артур, вы же видели мою психограмму. И, уверен, пересмотрели её раз сто. Он вам... никого не напоминает? Я понимаю: человека в резиновой маске трудно опознать. Да и голос... Но сама манера поведения, речь...
– Нет, – Мерлин покачал головой, – ничего. Знаете, иногда что-то
такое приходит в голову, но... В общем, в такие моменты очень важно запретить себе додумывать, творить фантомы из ничего. А то я в этом полутрупе на кресле и вас опознаю.– А дворецкий?
– Тоже ничего. Но знаете что? Мне кажется, вы видели именно ту самую парочку, которая работала в «Шервуде»: хозяин и его слуга.
– Мда… Ну а заклятье, которое они на меня повесили – его вы опознали?
– Заклятье растворилось в пустоте как только мы нашли вас у дверей «Шервуда». Самоликвидация. Однако на вас никто не применял Рассеивающее, так что я смог кое-что восстановить через Обсерватор, любезно предоставленный мне господином Ноктусом. – Мерлин заговорщицки подмигнул Фигаро. – Обсерватор не считывает тонкие эфирные структуры глубоких уровней эфира, поскольку изначально заточен под, так сказать, видимый его спектр. Заклинания в нём нормально не рассмотришь. Но главное я понял. Эта штука блокировала вашу связь с Отделом, мной, и не давала вам колдовать. Сложная, хитроумная и очень коварная вещь... Понимаете, Фигаро, мои заклинания, в отличие от заклятий Отлела, вас пингуют... м-м-м-м… короче говоря, каждые несколько секунд посылают к вам сигнал, на который должен прийти строго определённый ответ, вычисляемый по сложному алгоритму. Похоже на связывающую нас верёвочку: я её дёргаю, а вы, сами того не подозревая, мне отвечаете. Так вот: заклятье перехватывало ответ, сохраняло кодировку, но подменяло суть: вы там умирали от яда, а я в «Шервуде» был свято уверен, что с вами всё отлично. Эта штука даже меняла показатели вашего организма: пульс, температуру тела, биохимию крови, в общем, делала всё, чтобы старый дурак Мерлин ничего не заподозрил. И, предвосхищая ваш вопрос, я понятия не имею, кто мог бы написать такую штуку. Даже Бруне бы, наверное, не смог.
На песчаном пятачке у озера повисло тягостное молчание: Фигаро думал, Ноктус курил, а Артур злобно кусал себя за губу, ковыряя носком дорогой туфли кучку камушков.
– И что будет дальше? – Следователь потянулся, и решительно встал на ноги, стряхивая с себя колдовскую сонливость. Голова сразу же закружилась, и он чуть не шлёпнулся назад.
– Вы будете лежать и выздоравливать, – отрезал куратор. – А я – выгребать дерьмо: чистить головы местному руководству, подделывать катастрофу, в которой погибли эти несчастные дети, собирать оставшиеся улики, и следить, чтобы тысячи коробок, свитков и воспоминаний попали в нужные ящики, были тщательно изучены, пронумерованы и отправлены на изучение. Такие дела не имеют срока давности, но, думаю, что мы, увы, ещё встретимся с этим Фанетом, кем бы он ни был. А, и если что, то во все детали дела «Новое солнце», помимо моего начальства, посвящены всего три человека, и все они сейчас здесь. Так что рот на замок, Фигаро. И изучите пока вот это.
Куратор встал, несильным кинетиком отправил следователя обратно на шезлонг, и положил Фигаро на колени книгу.
Это была тонкая, страниц на сто, книженция в белой обложке с инвентарным номером. Судя по машинописному тексту и штампу «только для служебного пользования» это было что-то из внутренней библиотеки Отдела, скорее всего, перепечатка оригинального текста.
– Сабрина Вейл, краткое жизнеописание, – прочёл следователь вслух. – Как вы там любите выражаться, Артур? Требую пояснительную бригаду?
– Ага, – Артур ухмыльнулся, – но это к Ноктусу. Я сам про эту Сабрину недавно услышал.
Впрочем, лицо старого колдуна тут же помрачнело; Артур покачал головой, и, понизив голос, ткнул в книгу пальцем, точно собираясь пальнуть по ней молнией.
– И советую изучить эту штуку внимательно. Как знать, какие мысли придут в голову носителю Договора... Куратор?
– Да, – Ноктус щелчком отшвырнул в сторону озера окурок, превратив его в пыль в дюйме от поверхности воды, – думаю, здесь без объяснений не обойтись. В общем, перед тем, как вы отключились, с вами кто-то связался через эфир. Простая телепатия, ничего эдакого. Вы ничего не запомнили; не потому что кто-то специально хотел удалить информацию об этом сеансе связи из вашей головы, а просто потому что были в таком состоянии, в котором мозг не очень-то настроен адекватно работать с воспоминаниями.