Агент Их Величеств. Часть 2

«Только пусть ещё снегу навалит, – подумал следователь, – а то это что? Это смех один, а не снег. Нужно чтобы честный снег, чтобы по горло, чтобы двери не открыть, такой, чтобы ночью скрипело под ногами, и чтобы пахло ёлкой... Да! Вот устрою такие новогодние праздники, что все закачаются! И ёлка будет, и гирлянда электрическая, и Гастона позову, и тётушку Марту, а Артура сделаем Морозным Дедом. Он, конечно, возмутится, но потом, после пары рюмок наливки, всё равно костюм напялит – я его знаю... И то: старику пойдёт красное с белым... Слушай, а ведь у тебя машина есть! Настоящий моторваген! Так что не забудь резину поменять на зиму, а лучше сразу ставь цепи с шипами – в Нижнем Тудыме сам знаешь, какие дороги... Дороги, дороги... Хватит с меня дорог. Хочу домой, хочу, чтобы тепло, сытно и никуда не надо бежать, срываясь посреди ночи. Отдых, отдых, Астратот меня побери, и все силы Верхнего Мира!»

– .
– .
– .
– .
–

Тяжёлые чёрные волны нарочито медлительно поднимались над частоколом серых, похожих на зубы скал, застывали на мгновение и с грохотом рушились, превращаясь в водяную пыль. Море вгрызалось в берег, но делало это без спешки: век, столетие – не важно, эти скалы рухнут, обратятся камнями, которые вода пережуёт в блестящие голыши, покатает на зубах и выплюнет обратно на берег. Море, как и время, знало свою силу и поэтому никуда не спешило.

На берегу, там, где скользкий камень нависал над бурлящей водяной бездной широким серым языком, стоял молодой человек в лёгком плаще. Такой плащ уместнее бы смотрелся на улицах какого-нибудь богатого города, среди карет, моторвагенов и электрических пролеток; здесь же, на пронизывающем до костей ветру, плюющемся ледяным дождем, летящим над землёй почти горизонтально, он выглядел странно-нелепой бутафорией, издёвкой над смыслом и логикой. Таковой же выглядел маленький серебряный череп-заколка на плаще, скалившийся в водяную муть безглазой гримасой.

Впрочем, если присмотреться повнимательнее, то можно было заметить странную вещь: хотя ветер отчаянно рвал полы плаща похожие на крылья ночной бабочки, ледяные брызги не касались тонкой фигурки на скале, облетая её, точно натыкаясь на лезвие невидимого меча, разрезавшего бурю напополам.

Воздух за спиной стоявшего на скале юноши потемнел, сжался, хлопнул выходом шорт-треккера и выплюнул на мокрые камни человека с ног до головы укутанного в толстую алхимическую робу полной защиты; лицо прибывшего скрывала резиновая газовая маска с гофрированным чёрным «хоботом» дыхательного шланга.

– Сир, – человек в алхимической робе поклонился; было заметно, что его пальцы в чёрных каучуковых перчатках дрожат, – сир, в лаборатории опять... несчастный случай. Эти штуки... они нестабильны. Их сложно удержать даже в мощном кинетическом поле, а стекло они просто прожигают... Я... – Шланг маски дёрнулся, словно хобот некоего карликового слона. – Я виноват, сир...

Человек в плаще цвета лунного блика улыбнулся; зелёные глаза под растрёпанной чёлкой весело блеснули.

– Спокойно, Тренч, – сказал юноша, не поворачивая головы, – вас сейчас удар хватит. Дышите глубже. Вдо-о-о-о-ох... Задержите дыхание... Вот так... А теперь ме-е-едленно выдох через нос... Ну, совсем же другое дело.

– Сир, мы не успеем изготовить сто тысяч единиц в срок.

– Успеем. В понедельник прибудет дирижабль из Халифата. Я заказал несколько контейнеров экзотических... специй. А для удержания плазмы нужно использовать не кинетик, а магнитное поле. Но это уже не ваша забота, Тренч. Готовьте сырьё. Остальное на мне.

Тренч поклонился и, наконец, стащил с головы защитную маску. Под ней лицо колдуна выглядело так, словно Тренч беспробудно пил несколько недель кряду: растрёпанные слипшиеся волосы, бледная как пергамент кожа покрытая красными пятнами, лопнувший сосуд в глазу и градом стекающий по щекам пот.

– Сир... Я не смог проследить, куда они отправили Мерлина и его слугу. Протоколы безопасности Особого Отдела...

– Плевать. – В изумрудных глазах заплясали, разгораясь, огоньки странного нездорового возбуждения. – Мне неинтересно, где они сейчас. Главное – я знаю, где Мерлин будет. И когда. И вот ещё что, Тренч – запомните на будущее: у Мерлина нет слуг. У него есть только друзья. В самом деле, что можно сделать со слугой? Выгнать? Отлупить на сеновале? Чушь. А вот друг... – губы юноши искривились в некоем инфернальном подобии улыбки. – Друга можно растянуть на дыбе эмоциональной привязанности так, что из него душа полезет наружу. Я вам как-нибудь покажу.

...Волны вставали на дыбы, задирая свои белые пенные пальцы всё выше и выше, а ветер ревел так, словно все морские дьяволы решили сегодня выбраться на поверхность – надвигался шторм. Но скалы лишь равнодушно царапали острыми пальцами быстро опускающиеся тучи, принимая удары волн как нечто обыденное и давно наскучившее.

В конце концов, скалы видели и не такое.

– .
– .
– .
– .
–

Эпилог

– ... а я вам говорю, Фигаро, что этот снег – надолго. На всю ночь, и, может быть, на весь завтрашний день. И не нойте – кто снег хотел? Вот вам снег, получите и распишитесь.

Прикрученный вощёной верёвкой к забитым в оконную раму гвоздям ртутный термометр показывал минус десять Реомюров за окном, но на кухне Марты Бринн было жарко, как в аду: дышала огнём огромная печь, булькали здоровенные, похожие на котлы, кастрюли, и даже древний как динозавр немецкий керогаз был включён (на нём на крошечном пламени томился в «Кухонномъ автоклаве от Мерца» душистый холодец).

– Снег... – Фигаро довольно вытянул под столом ноги и покосился в окно, за которым сыновья тётушки Марты Куш и Хорж с весёлым гиканьем лупили огромными колунами по деревянным колодам. – Слушайте, а они там не замёрзнут? В этих кожушках и шапках с ушами набекрень?

– Эти-то? – Марта Бринн фыркнула, выхватила из печи рогатым ухватом почерневший от копоти казан и бухнула его на стол. – Они в минус сто не замёрзнут. Работа, Фигаро, работа! Пока топором машешь, или, скажем, пилу тягаешь, то ни мороз тебе не страшен, ни град, ни дождь со слякотью. Как там сержант Кувалда говорил? «Дабы хандры душевной избежать и чёрную немочь из тела выгнать надлежит каждое утро ледяной водой обливаться, двадцать кругов вокруг плаца бегать, после чего до завтрака телегу с углём разгрузить или же загрузить – и так и так пойдёт...». Кровь, Фигаро, в теле застаиваться не должна, играть должна кровь, бурлить, щёки румянить. А будете сидеть как пень, так скоро в пень и превратитесь, мхом порастёте, а потом и вовсе на пилюли сядете. Знаете, оказывается, в столице уже четыре алхимических мануфактории работают, и производят – вот что бы вы думали? Порошки от душевной хандры! Столичные дамочки эти порошки пьют, а потом ходят как мешком пришибленные. Ах, говорят, какая лёгкость в голове, как на душе покойно! Мадам Крузейро недавно хвасталась, что у неё личный алхимик есть, который ей на неделю смешивает микстуры – для успокоения, понимаешь, мозговых гуморов! Ха! Я бы эту клушу за пару дней вылечила! Для начала запрягла бы её в водовозку, и гоняла бы с бидонами от южной окраины до северной, пока потом не изойдёт. А затем...

Артур-Зигфрид Медичи запрокинул голову и захохотал.

Мерлин ржал как конь, совершенно не сдерживая себя, и Фигаро подумал, что впервые видит древнего колдуна таким, как сейчас: расхристанным, взмокшим и при этом совершенно довольным жизнью. На Артуре была белая вышитая косоворотка на голое тело, широкие свободные штаны и каучуковые тапочки на босу ногу, что придавало Мерлину вид даже не затрапезный, а почти бандитский.

– Аха-ха, – утирал Артур выступившие на глазах слёзы, – па-ха-ха!.. Вот! Вот, Фигаро, какая нам нужна терапия! А не вот эти ваши погружения в эфир и утренние медитации. Завтра! Завтра же пойдём в лес за ёлкой! С топорами! Найдём саму красивую ёлку, притащим её, украсим электрическими гирляндами, шарами, ватой... Нет, к дьяволу электрические гирлянды! Свечи! Поставим на ёлку свечи, а я наложу противопожарные заклятья. Домовому водки бутылку поставлю, полкаравая хлебу, и... и...