Академия егерей

Перчатки на руках, капюшон, длинная почти что зимняя мантия… Нет, я тоже не особо обращала внимания на то, как одета, когда сидела в башне в лаборатории. Но к таким лекарям готова не была. Те обычно или в чистеньком, или в окровавленной форме. Да еще запах… Показалось, что от мужчины странно пахнет — вроде бы не неприятно, но все-таки странно.

Но что это за запах, сложно было сказать. Тем более, после того как лекарь, шипя ругательства, открыл емкости с разными составами. Ему предстояли интересные будущие несколько часов — промывать и шить раны, вправлять суставы, накладывать примочки на ушибы. Я поспешила покинуть комнату, моя помощь не требовалась, да и не хотелось, чтобы меня привлекли к грязной работе. Лекари почему-то считали, что алхимики только разделывать мертвых и способны, уж точно не лечить живых. Вот такие вот сложности взаимоотношений между разными специалистами.

В лаборатории было тихо и мрачно. Я выставила в ряд перемешанные бутылочки с зельями, записала те, которые потратила, и застыла растерянная посреди комнаты. Сидеть в лаборатории перехотелось. Но чужие дневники притягивали мой взгляд, поэтому я взяла их с собой и направилась в собственную комнату.

Ночь добегала до середины, а я все никак не могла заснуть. Мне никогда не составляло проблемы представить в воображении тот или иной эксперимент или реакцию. В детстве много времени уделяли развитию интуиции касательно ингредиентов. И мне эта наука давалась легче, чем сестрам. Вот и сейчас я слишком ярко представила все, что вычитала в дневниках.

Нет, я не чувствовала отвращения или тошноты из-за описаний действий и методов, которые этот сумасшедший применял. Бывало, что эксперименты в колледже проводили на условно живых тварях и животных. Не на людях, естественно, но все-таки вскакивать из кресла и заламывать руки с криком «как он мог» было глупо.

А еще я понимала этого сумасшедшего. Дневники буквально жгли мне руки, предлагая пока еще не власть, но едва заметную тропинку к ней.

Ведь последствием экспериментов должен был стать маг невероятной силы! Мощь, на которую мало кто способен в данный момент. Я понимала чужое дикое желание залезть под кожу, раскрыть грудную клетку, разобрать до мышц и сухожилий.

Тот алхимик был гением. Беспринципным и аморальным, но гением. Иначе откуда он выкопал свою теорию? В каком кошмаре она ему привиделась? Мне сложно было вообразить, какие предпосылки привели его к ней. На первый взгляд оно вообще работать не должно и все это бред. Только глядя на Эгиля и читая записи, можно было признать, что это не просто голословные фантазии.

Сумасшедший был гением, но все же идиотом.

Слишком много было пробелов в его рассуждениях. Логичные выводы частенько скатывались в мистику. Формулы были верны, но мое чутье подсказывало, что где-то был изъян. Я знала, что это распространенная ошибка: исследователь так быстро продвигается в своей работе, что иногда подменяет действительное желаемым. Здесь, я подозревала, было нечто похожее. В итоге алхимик скорее бы зарезал Эгиля, чем добился результата.

Но главное ничуть не изменилось: действительно можно создать мага невероятное силы.

Или даже не так. Его уже почти создали. Или даже создали бы, но что-то произошло, и процедура была не доведена до конца. Была третья сторона.

От мыслей у меня разболелась голова. Я со вздохом приложила к глазам ладони и попыталась расслабиться. Но получалось с трудом.

К этому выводу прийти было не сложно. У сумасшедшего на столе Эгиль едва не умер, у тех — неизвестных — оставался живым несколько лет. Процедуры не затронули его здоровья и пробудили способности.

Хотя очень странными были реакции его пламени — на сильные чувства и боль. Такая неконтролируемая сила не могла быть конечным результатом изменений. Скорее всего, Эгиль сбежал посреди процесса. Все-таки вряд ли его просто отпустили.

Меня как холодом опалило страхом изнутри. Кто-то уже в полной мере развил теорию сумасшедшего алхимика… А может, все наоборот: предпосылки к этой теории возникли, потому что алхимик где-то и как-то увидел такого же как Эгиль человека? Получалось, что сейчас где-то могла находиться лаборатория с такими же как Эгиль подопытными! И какие цели у экспериментаторов, было неизвестно.

Тот алхимик, наверное, сразу догадался, что Эгиль — продукт чужих действий, и решил разобраться на примере. То есть применить обратную расшифровку, перебрать действия и влияния на живой организм от последнего к первому. Подтвердить свои исследования и дополнить их. Мысль дельная, в теории это действительно можно было сделать, поскольку Эгиль был жив и явно подвергся изменению уже во взрослом возрасте. На мертвых и измененных до полового созревания живых организмах подобный метод не действовал.

А еще такие исследования проще всего давались, когда процесс изменения закончен и закреплен. Вот только этот идиот грубо вмешался в несбалансированную систему, которую сейчас представлял Эгиль, за что и получил откат. Туда ему и дорога!

Если я права, то стоит всего лишь завершить работу над тем, во что превращали Эгиля. Тогда бы выбросы пламени прекратились.

Всего лишь завершить процедуры.

Те самые бесконечно болезненные, которые ему в кошмарах снились.

Я прошипела ругательство сквозь зубы. Впрочем, оставалась вероятность, что мне удастся немного стабилизировать состоянии Эгиля и без таких жертв. А еще, что после исследований я пересмотрю свою теорию. Беспокоило еще и другое: те, кто сделал это с Эгилем, могли найти его. И лучше бы тогда ему быть сильнее своих противников.

От мыслей меня отвлек стук в дверь, и еще до того, как стучавший откликнулся, я поняла, кто это был. Три ночи я уклонялась от ночных чаепитий, но, судя по всему, госпожа Эльса еще не отказалась от желания меня напоить. Но прятаться я не стала: нужно было взять еще чая на проверку и заодно попытаться узнать, где именно она эту глаймеру брала.

Комната у старушки была похожа на мою, только более обжитая. Кружевные салфеточки, крошечные подушечки, множество маленьких цветных флакончиков на полках, как ни странно пустых. Все искуственно милое и непрактичное. Многое синего цвета. Видно, что здесь жили уже не первый год.

Взять новую пробу чая было легко. Но со вторым заданием оказалось не все просто. Старушка юлила и махнула рукой, мол, так недалеко, от ворот и налево, а сколько налево идти непонятно. Потом она и вовсе притворилась слепой и недалекой и на все мои вопросы об ориентирах хлопала глазами. И далась ей эта глаймера!

Хотя, может, и не в глаймере дело было. Я подозрительно посмотрела на чашку с настоем. Может, там все-таки и не глаймера была? Тогда ясно, почему старушка так юлила.

Сегодняшняя ночь была ночью откровений, так сказать. Пока госпожа Эльса щебетала о противных курсантах, я всерьез ковырялась в своей памяти, пытаясь выудить хоть сколько-то растений, которые могли бы давать такой вкус, как у чая. Выходило плохо, еще и потому как большую часть ингредиентов я уже проверила.

Разговор постепенно увял, я демонстративно принялась зевать, и меня с воистину родительским выражением лица отпустили. У самой двери старушка меня придержала за локоть.

— Жаль, что мы так редко видимся, милочка. Но я понимаю, это и правильно, — хищно — да, я бы так сказала — улыбнулась госпожа Эльса, растянув тонкие старушечьи губы, — Приручаешь. Я бы сама не удержалась.

Слова были странными, и только на следующий день я поняла, что она имела в виду. Эгиль вернулся ближе к обеду. Я как раз вышла во двор Академии, чтобы погреться, и подставила лицо полуденному горячему солнцу. Вокруг гудели курсанты, собираясь в компании после занятий. Увидеть меня в толпе было нелегко — к тому же где-то четверть курсантов были такими же рыжими как я, если не ярче. Но он заметил, спешился и как по натянутой струне пошел в мою сторону.