Академия Хозяйственной Магии
Шрифт:
Подойдя к столу, я обнаружила на нем книгу, которой раньше здесь не было. «Тёмные сущности Гиблой Пустоши» - издание со слабо искрящейся маркировкой библиотеки. Обычная книга в сером переплёте.
Скорее всего, кто-то увидел на примере Мартына Задоя, что задолженную библиотеке книгу лучше вернуть. Подобное рвение, конечно, похвально, вoт только почему должник принёс книжку мне, а не на абонемент, как полагается? Впрочем, наверное, просто поленился, а, может, боялся, что в библиотеке выпишут штраф…
Я раскрыла книгу на первой попавшейся странице и из нее тут же выпал засушенный цветок бледно-лилового
Я взяла цветок за стебель, задумчиво его разглядывая. Вдруг показалось, что линии лепестков складываются в какое-то изображение… Нехорошее изображение, прямо в ответ на мои мрачные мысли…
Череп. Лепестки, причудливо изогнувшись, засохли в форме черепа…
Я резко отбросила цветок,точно ядовитого паука, но было уже поздно.
Он упал на страницы книги, ожил и распахнулся грязно-лиловым соцветием, раскрывшейся пастью черепа, который взвился в воздух, подрагивая и истекая серым туманом.
Я отскочила от стола, попыталась развеять череп, наложить на него блок, выстроила мгновенную защиту, но все было бесполезно. Белёсый туман пролетел сквозь щит и… сквозь меня, обдав могильным холодом и сладковато-гнилостным запахом.
Я задержала дыхание, а когда выдохнула, поняла, что снова вдохнуть уже не могу. Облачко тумана хлынуло в лёгкие, высасывая мое дыхание, напитываясь им, распространяя внутри меня свой ядовитый аромат.
Яд в цветке, влoженном в книгу. Сильно. Ведь заклинание ауры интерьера не смогло его выявить – цветок был надежно скрыт переплётом.
И яд тоже сильный. В магполице на первом курсе мы прошли пока только простейшие яды, а с таким я никогда не сталкивалась и не знаю, как нейтрализовать его действие…
А это значит, что мне придется умереть.
Царапая ногтями горло, в которое будто насыпали стеклянной крошки вперемешку с камнями и мелкими железками, в судорожных попытках вдохнуть я сделала несколько шагов к двери, но упала.
Барабашка… Из последних сил пихнула ногой шкаф, в слепой надежде, что нечисть вылезет и позовет на помощь, но то ли барабашки не было, то ли он был рад избавиться от жилицы его комнаты и запасшись воздушной кукурузой, наблюдал за ее мучительной смертью.
Не хотелось верить, что это конец, что я, и правда, умираю… Умираю? О боги, нет, конечно же нет! Возможно, это какая-то глупая шутка, возможно, сейчас все как-то разрешится… Но с каждой секундой мне станoвилось все хуже, я задыхалась, а перед глазами плыл мерзкий белёсый туман.
И тогда, собравшись с последними силами, я позвала того, с кем у меня был самый сильный за прошедший день тактильный контат. Пальцы не слушались, вязь заклинания призыва получалось кривой, пестрела дырками и ошибками, какими-то уродливыми загогулинами… Ничего не получалось, вязь просто-напросто расплеталась в воздухе.
Жить мне оставалось не более трех минут.
– ил… - плача сухими, без слез глазами, мысленно позвала я, и не надеясь, что он услышит. – Фил, помоги…
И закрыла глаза, пытаясь магией продлить последние минуты своей жизни. Черпала из резерва сильно, помногу, чувствуя, ак внутри меня яда становится все больше, а моей собственной магии все меньше.
Вот и все… У смерти
грязно-лиловый цвет лепестков засохшего цветка, приторный запах гнили, пустые глазницы черепа, сотканного из ядовитого тумана…– Фрэнни! – глухо, как будто я нахожусь под толщей воды, слышу голос Фила.
Он обнимает меня, поднимает на руки и прижимает к себе.
– Фрэнни!
– в его голосе переливаются ноты отчаяния. Впервые не отстранённо-бесстрастный,или мне только кажется, ведь я слышу его с трудом. – Фрэнни, зачем ты взяла в руки лебен? От него нет противоядия, понимаешь, Фрэн, нет! Он забрал твое дыхание и расцвёл!
Это уже не имеет значения, Фил. Мне больше уже не нужно дыхание. Я не дышу. Мой магический резерв исчерпан до капли.
– Фрэн… Все, что угодно… Фрэнни… рэн… - непонятно шепчет Фил, прижимая мою голoву к своей груди. А потом его голос вдруг становится спокойным и твёрдым.
– Я отдам тебе свое, Фрэнни. У нас с тобой будет одно дыхание на двоих.
Я лежу в темноте – уже не чувствую боли, не чувствую себя,и мне кажется, что я мертва. Но слова Фила вызывают какой-то проблеск мысли.
Делить дыхание… Это же самая чёрная магия, Фил. у такой магии всегда есть цена.
– Я знаю, - он как будто слышит меня.
– Но какой бы oна не была, она все равно будет мала по сравнению с тем, что я могу тебя потерять. Фрэнни… Фрэн…
Фил осторожно гладит меня по лбу, а затем его теплое дыхание касается моих пересoхших губ, которые сами собой распахиваются ему навстречу. Но его губ я не ощущаю, только дыхание, которое вливается в меня жизнью, свежестью, силой. Горло, полное осколков стекла и железа перестаёт раздирать страшной болью, мягко и мятно становится в моей груди.
Но вдохнуть я не могу.
Темнота по-прежнему окружает меня со всех сторон, но осязаемость возвращается : я ощущаю, как Фил Шепард разрезает корсаж моего платья и кладет ладонь на чувствительное место между моих грудей. Меня кидает в дрожь от этого прикосновения, но затем его ласковые пальцы сменяет что-то острое и холодное.
Я чуть-чуть приподнимаю веки, которые кажутся такими тяжёлыми, будто налиты свинцом и мутным, расплывающимся взором вижу над собой силуэт голого по пояс Фила с ритуальным кинжалом в руке. Он плетёт заклинание, и я вижу, как его черная незнакомая мне вязь опутывает нас, тянется витиеватыми зловещими узорами, пронзает его насквозь и входит между моих грудей, оставив после себя зудящую рану и кровь на моей коже.
А Шепард посыпает эту свежую рану солью, заставляя меня выгнуться и взвыть от боли.
Фил впечатывает в мои губы пламенеющий,точно раскалённое железо, поцелуй. Он для меня – невыносимое блаженство, счастье, глоток воздуха.
Я жива! Я могу дышать! И я вдыхаю полной грудью, а затем снова падаю в темноту, но в этот раз она не враждебная и безвозвратная, а напротив – умиротворённая и как будто успокаивающая в том, что скоро отпустит меня обратно.
Очнулась в комнате с очень высоким потолком и стенами, крашеными белой краской и расписанными синими магическими символами, которые должны были способствовать скорейшему выздоровлению. Лежу на кровати, скрытая ширмой, а рядом со мной на стуле сидит целитель в синем балахoне, расшитом белыми узорами. Белое и синее действуют умиротворяющее.