Аксиома подлости
Шрифт:
– Всё получилось само собой. Я приехал, увидел этого, – он кивнул на Илью, – а вон тот держал мою дочь. Если бы я не стрелял, они могли бы убить её. Сеня, я всё сделал правильно.
– А это и есть тот самый парнишка? – Тунгус заинтересовался Артуром, – ого, и пушкарь у него. Марат!
Семён Иванович свистнул. Двое в камуфляжах тут же подбежали.
– Этого взять. Осторожней с пистолетом, на нём отпечатки.
Бесчувственного Артура отволокли и загрузили в «козёл». Мартынов наблюдал за Тунгусом, который подошёл к Илье и присел на корточки.
– Прости,
Тунгус ощупал его карманы. Не найдя оружия, прошептал:
– Да… Повезло тебе, Олежка. На первый раз…
Мартынов переминался с ноги на ногу, метая взгляд от Мэй к Тунгусу. Но дочь, похоже, совсем не обращала на него внимания.
– Мы поедем, – Семён Иванович подошёл к Мартынову, – о трупах позаботимся. А ты позаботься о дочери. Позвони.
Тунгус задержал взгляд на кейсе и пошёл к машине. Фыркнув мотором, «козёл» развернулся и уехал. Мартынов облегчённо вздохнул, поставил кейс на землю и крикнул:
– Маша! Доченька! Иди ко мне, родная!
Мэй стояла на коленях возле умершего у неё на руках Гершковича. Стояла, всматривалась в его лицо, сжимала его руку в своих и тихонько плакала. Услышав окрик, она повернулась и встала.
Отец распахнул объятия и улыбнулся. Между ними было метров десять, не больше. Отец ждал, что дочь, наконец, бросится к нему, и он обнимет её… Ждал ли?
– Максим Петрович, – прошептала одними губами Мэй и добавила по-английски: – я верю вам.
– Маша, доченька! – отец сам шагнул к ней.
Мэй осторожно сунула руку под ярко-зелёный пуловер и вытащила тяжёлый «ЗИГ-Зауэр». Пуля, выпущенная из него, оборвала жизнь Ольги…
Мэй взяла пистолет двумя руками и подняла его, зажмурив один глаз. Она видела, как отец остановился в недоумении и растерянности. Мэй прижала указательный палец к спусковому крючку. Пистолет прыгал и дрожал в её руках, и она старалась поймать момент, чтобы мушка оказалась на цели.
– Дочка, ты что! – воскликнул Мартынов, – ты что, дочка! Прекрати немедленно!
– Это ты! – взвизгнула Мэй, – это ты, ты, ты!
– Маша, дай мне пистолет, это не игрушки! Дай мне его, и мы поедем домой! Ты что задумала?!
Видя бледное, перекошенное от ужаса лицо дочери, Мартынов испугался не на шутку. Мэй зажмурилась и кричала одну фразу, путаясь в языках:
– Это ты!
– Что я? – Мартынов теперь медленно отступал, – что ты говоришь?
– Ты похитил меня! Ты!
– Ты с ума сошла! – всплеснул руками Мартынов, – как ты могла такое подумать!
– Я всё знаю! Ты… подлый! Ты променял меня на деньги! Ты продал меня! Это сделал ты! Ты… убил Максима Петровича!
– Маша, прекрати истерику! Я спас тебя, разве ты не видишь! Я заплатил за тебя выкуп! – Мартынов взял кейс.
– Ты меня ненавидишь! – руки Мэй сильно задрожали, она открыла глаза.
Отец по-прежнему был на мушке. Спусковой крючок обжигал указательный палец.
– Я люблю тебя, доченька! – Мартынов опять заколебался, поставил кейс
и шагнул навстречу. – Я люблю тебя, родная! Иди ко мне, выкинь чепуху из головы!Теперь он шёл, не останавливаясь, приближаясь с каждым шагом. Мэй хотела нажать на спуск, но палец не послушался её. Она хотела, но не могла. Она видела улыбающегося отца, видела его до боли знакомое лицо, его серо-зелёные глаза и руки, готовые обнять. Она не могла, не могла, не могла! Она не может его убить!!!
Но она не бросилась к нему. Силы покинули её, Мэй просто медленно осела на землю, и пистолет выпал из рук. Она положила голову на грудь Максима Петровича и разрыдалась.
Мартынов замер:
– Доченька! Поехали домой!
– Уходи! Уходи! Уходи!
– Маша…
– Уходи!
– Машенька… – он боялся коснуться вздрагивающего тела. Или просто не хотел?
– Уходи. Я останусь тут.
– Хорошо. Я уйду, но я буду ждать тебя. Мой друг приедет и тебя заберёт. Я возьму твой пистолет, чтобы не случилось чего? Хорошо?
Олег Денисович осторожно подобрал оружие и спрятал в карман. Затем взял кейс и попятился к машине.
Хрупкая, маленькая, плачущая девочка отдалялась от него.
Его дочь.
Маша, Мэй, Мэри.
Вакуров и Наташа сидели в тюрьме-«семёрке» и, не стесняясь, матерились. Они не могли видеть того, что происходило на полянке. И сделать ничего не могли – менты (или не менты?) приковали их друг к дружке и к рулю наручниками, а ключи от машины забросили в кусты. Они сделали это молча, по приказу серьёзного человека в штатском.
Зато пленники «семёрки» созерцали, как сперва вырулил «козёл», а минут через пятнадцать – «Вольво». Наташа узнала автомобиль и его водителя. И он был один. Наташа орала в окно, но это не помогло. От бессилия и отчаяния она хотела завыть.
Тем временем Вакуров, еле-еле дотянувшись до бардачка и найдя там маленькую отвёртку, колдовал над наручниками. Через какое-то время его потуги закончились успешно.
Плюнув на чёртов автомобиль, они побежали, понимая, что уже тридцать раз опоздали.
Они увидели две брошенных белых машины, мёртвого Илью и обнимающую тело Гершковича Мэй. Они одновременно подумали о худшем, бросились к Мэй с криками и слезами.
Мэй обняла Наташу и крепко-крепко прижала к себе. Слёз на сегодня было слишком много, чересчур много, безнадёжно много.
Вакуров подошёл к телу Гершковича, затем взглянул на Илью. Им уже ничем не поможешь.
– Опоздали… – вздохнул Коля.
Вакуров и Наташа действительно опоздали – и, наверно, поэтому остались живы.
Глава 14. Каждому – своё
Ситуация становится необратимой, когда уже нельзя сказать: «Давайте всё забудем».
Звонок в дверь раздался неожиданно, когда Олег Денисович мирно ужинал в одиночестве и мечтал поскорее обо всём забыть.