Алая нить

– Ты забыла о нем, – доносится мужской голос.

– О ком?

Вслед за ясновидящей пастух поднимает руки к потолку хижины.

– О небе? – догадывается Лола.

– О первом из близнецов.

– А кто второй? – снова любопытствует журналистка.

– Земля – женщина и мать.

– Значит, я забыла о мужчине и отце?

– Ты забыла о Небесном Боге.

Лола хватает трясущиеся кисти ясновидящей и старается поймать блуждающий взгляд, как будто надеется найти в глазах слепой ответ на свой вопрос.

– А может быть, это он забыл обо мне?

Данга мягко освобождает свои руки и кладет их Лоле на плечи, заставляя вновь опуститься на пол. Прорицательница категорична.

– Он помнит обо всех, – переводит пастух. – Она говорит, он видит тебя, ждет твоих молитв.

– Скажи ей, я никогда не молилась.

– Неважно. Данга уверена, что ты должна будешь попросить его о помощи.

– Когда?

Предсказательница кружится на месте, падает на колени, стучит по земле своей шапкой, затем распрямляется и приставляет ко лбу журналистки указательный палец, четко произнеся несколько слогов.

– Ты поймешь, – сообщает Лоле мужчина.

Ведунья тяжелыми шагами перемещается за спину гостьи. Девушка не видит, что происходит сзади, но чувствует незримые колебания воздуха, которые создают руки Данги. Наконец та замирает и обращается к затылку журналистки с сочувственной нотацией.

– Ты смелая, – повторяет за прорицательницей зулус.

– Да, – охотно соглашается Лола.

– Но ты боишься…

– Да. – Теперь подтверждение звучит без особого энтузиазма.

– Избавься от страха!

– Как?

– Используй третью силу.

– Знахарство? – вспоминает испанка.

– Исцели себя! Заставь работать собственные возможности!

– И что это значит? – пытает Лола «небесного пастуха», но тот лишь в недоумении разводит руками:

– Откуда мне знать?

Долорес ждет продолжения, но Данга затихает, возвращается на свое место к очагу, усаживается напротив Лолы, прикладывает руку ко рту, призывая гостей к молчанию, и начинает тихонько раскачиваться из стороны в сторону и мычать низким голосом какую-то медодию. Пение длится несколько минут. Внезапно ясновидящая резко замолкает, больно хлопает Лолу по руке и произносит одно слово.

– Снимай, – переводит мужчина.

– Что снимать? – Бесстрашный матадор испуганно хватается за одежду.

– Хижину. Ты хотела записать интерьер на пленку. Данга разрешает.

– Можно позвать Хосе? Спасибо. – Девушка вскакивает, но ее щиколотка тут же оказывается в цепких ладонях предсказательницы, которая, судя по гневным интонациям, разражается бранью.

– Нет. Снимать будешь ты.

– Но я не умею, – пытается протестовать Лола.

– Либо так, либо никак, – выдвигает ультиматум прорицательницы «пастух».

– Хорошо, – журналистка идет на попятный. – Я схожу за камерой и вернусь. «В конце концов, объектив «Бетакама» будет направлен не на меня. Как-нибудь справлюсь», – успокаивает себя Лола.

Рука Данги сжимает ногу девушки еще сильнее. Старуха трясет головой и повелительно частит:

– Мы выйдем отсюда, а ты останешься и запишешь все, что тебе надо.

– Она хочет, чтобы я осталась здесь наедине с камерой? – леденеет Лола.

– Да.

– Но я не могу, – умоляюще обращается девушка к предсказательнице. – Я боюсь, понимаете? – Глаза ясновидящей на мгновение становятся осмысленными, полные губы растягиваются в улыбке. – Вы понимаете… – доходит до сознания Лолы смысл происходящего.

– Заставь работать собственные возможности, – повторяет наставления Данги мужчина.

Через десять минут Лола, у которой кружится голова, а по спине и вискам стекают липкие струйки холодного пота, возвращает «Бетакам» взволнованному Хосе. Оператор осматривает драгоценную камеру, убеждается, что сумасшедшая журналистка не причинила ей никакого вреда, и богохульно шлет небу воздушные поцелуи.

– Спасибо! Ты услышал меня! Долорес не повредила, не уронила и не разбила камеру. Как тебе это удалось? – спрашивает он Лолу. Та еле ворочает приклеившимся от страха к небу языком:

– Не знаю. Посмотри картинку.

Хосе включает экран, на котором мелкой рябью трясется картинка.

– Качеством ты похвастаться не можешь.

Лола рассматривает свои все еще дрожащие руки и покорно кивает.

Чья-то ладонь осторожно сжимает ее плечо. Голос Данги проникает в правое ухо, а в левом звучат слова «небесного пастуха».

– Ты на правильном пути. Ты не должна сойти с него. Обещаешь?

Не уверенная, что до конца осознает, о чем именно толкует ей прорицательница, девушка все же согласно кивает.

Ясновидящая удовлетворенно щелкает костяшками пальцев, а переводчик благосклонно сообщает:

– Можете остаться на свадьбу.

Следующие несколько часов Лола и Хосе бродят по деревне в сопровождении старого знакомого – стражника по имени Чак. Тот охотно представляет их вождю, одетому по случаю праздника в мантию из леопарда. Главный зулус с гордостью демонстрирует гостям хижины своих жен и детей. В жилищах женщин, пахнущих сушеными травами, хранят барабаны и маракасы, украшения. Дома мужчин уставлены длинными копьями, деревянными овальными щитами и ассегаями [116] .

116

Короткие копья.

С одобрения Данги прибывших репортеров допускают даже в святая святых зулусов – загон для скота. В большом и, естественно, круглом помещении несколько обитателей селения доят коров.

– У вас этим занимаются мужчины? – не может сдержать Лола удивления, глядя на склонившиеся под выменем обнаженные темные торсы.

– Да, – важно отвечает Чак. – А у вас женщине разрешено приближаться к благородным животным?

– К благородным разрешено, – отвечает Хосе и, метнув в Лолу хитрый взгляд, добавляет: – Но только избранным.

– У вас часто случаются свадьбы? – ловко меняет журналистка тему разговора.

– Редко, – с сожалением отвечает сопровождающий. – А жаль. Очень красочная церемония.

– Ничего. Тебе все же придется принимать в ней участие еще, по крайней мере, один раз.

– Намекаете на то, что я женюсь? – грустно спрашивает юноша.

– Ага.

– Вряд ли. Связать себя узами брака может только очень богатый зулус, а я обычный воин. Разве могу я купить десять мешков кукурузной муки, десять кулей тростникового сахара да кучу нарядов для всех родственников невесты? И где мне взять одиннадцать коров для подношения ее родителям?