Альбом для марок

– Балшой девка Танька Бегает в одной рубашке И кричит: – Нянька, нянька, Дай бумажки!

Салонные игры:

– Когда человек бывает деревом? – Когда он со сна.

– Когда ходят на балконе? – На бал кони никогда не ходят.

– Когда садовник бывает предателем родины? – Когда он продает настурции.

– Какая разница между слоном и роялем? – К слону можно прислониться, а к роялю прироялиться нельзя.

– Почему митрополит, а не митростреляет?

– Почему попрыгун, а не попадья-рыгунья?

– Почему попукивает, а не попадье кивает?

– Я иду по ковру,

Ты идешь, пока врешь,

Он идет, пока врет.

– Первое – блюдо, второе – фрукт, вместе – кухарка бывает довольна, когда приходит кум-пожарный. (Щи – слива).

– Первое – птичка, второе – приветствие в телефон, целое – говорит прислуга, беря на плечо коромысло. (Чиж – алло).

Детские анекдоты:

– Мама, он мушек давит! – Ах ты, хороший, добрый мальчик, мушек пожалел. – Нет, я сам хочу их давить!

– Мальчишке в трамвае живот схватило. Мама ему говорит: – Терпи, казак, атаманом будешь. – Он терпел, терпел, а потом говорит: – Мама, я уже не атаман.

– Смех и грех. Мальчик за столом пукнул. Гости на него глядят. Он подумал и говорит: – Это я ротом.

– Проехал грузовик. Воробьи попрыгали по мостовой и возмущаются: – Навонял, а есть нечего!

Уже пореволюционное:

Мой муж комиссар Подарил мне гетру, А я ее одеваю И хожу до ветру.

Студенческая пародия:

Из-за острова на стрежень — Мелкой тропкой — Выплывают расписные — Кверху жопкой.

Нэповское:

Он женит сына Соломона, Который служит в Губтрамот…

То же, с кафешантаном:

Проснувшись рано, Я замечаю, Что нет стакана В доме чаю, Хваля природу, Я выпил воду И к Наркомпроду Направил путь. А Наркомпрод шумит, как улей, Трещат под барышнями стулья, Курьеры быстрые спешат Вперед-назад, вперед-назад. Но тут мальчишки Мне рвут штанишки. Исполнен муки, Бегу в Главбрюки, Но ветер шляпу В пути сорвал. И вот по новому этапу Я отправляюсь в Центрошляпу – и т. д.

Мама постоянно распевала оперные арии – по старой памяти и с радио.

Изредка – за штопкой (глажкой) – радиокомитетские песни советских композиторов:

Каховка, Каховка, Родная литовка…

В сознание не умещалось, что родной может быть винтовка.

А трансляция на Капельском была, как везде, как у всех. Не было ее только на Большой Екатерининской – и не только у бабушки с дедом.

В тридцать седьмом из Карабугаза в Москве – чудом, на один день – оказался ссыльный Камандин, первый муж мамы. Он пришел на Капельский днем, когда папа был в Тимирязевке. Умолял маму уехать с ним, брался меня усыновить. Мама трезво отказалась. Пораженный, я вечером доложил папе:

– Был дядя, пил водку, плакал и закусывал огурецом.

В переулке зимой человек без пальто, опухший, в очках просит у мамы двадцать копеек. Она достает рубль:

– Несчастный.

Сажали всех. Бабка с дедом, естественно, ни минуты не верили, что кто-то из арестованных виноват. За себя не тревожились:

– От судьбы не уйдешь. Не судьба – ничего и не будет.

За своих – тряслись, за других – возмущались. Не возмущался дед показательными процессами:

– Что мне, Бухарина жалко? Мне Никулина [17] жалко.

По Москве в сопровождении младшей Трубниковой барином разъезжал Лион Фейхтвангер. Посетил он и простое жилище своей переводчицы: Трубниковы-Баландины за огромные четырнадцать тысяч рублей купили кооперативную квартиру Бурденко в районе Грузин. Это там на елке все было непонятно красиво и, как на даче, просторно.

Переводчица бабушке на ухо рассказала, сколько при ней получил Фейхтвангер за Москву, 1937 год и сколько ему давали, чтобы остался.

17

Сосед и сослуживец.

На кухне Капельского мама, на всякий случай, громко произносила:

– У Гайдара – лицо хорошее.

– Как закалялась сталь – я прям’ обревелась вся, такая искренняя.

– Проникновенная! – про любимую песню Чкалова:

С песнями борясь и побеждая, Наш народ за Сталиным идет.

С песнями боролись. То ли за скверный характер, то ли за сезаннизм в тридцать седьмом Верины работы после благополучного вернисажа исчезли из экспозиции. Нашлись они в темном чулане.

Несколько дней Вера просидела в своей комнате, а потом – с заявлениями помчалась в приемную Ворошилова, в приемные почище. Вопреки воззрениям дедовым, бабкиным, собственным, она поверила людям в форме.

При мне на Большую Екатерининскую приезжал врач в форме НКВД. Вера разговаривать с ним отказалась: форма не настоящая, еврей.

Форма была, правда, не настоящая, все зло заключалось в евреях.

Евреи-требушители по ночам деформируют нам черепа, вычленяют кости для перелома, подпиливают зубы, меняют впрыскиваниями цвет глаз и волос, чтобы не были голубоглазыми, русыми: русскими.

Евреи-ритуалисты окружают нас своими словами, слова эти всюду, в созвучиях, сдвигах:

– с древности славянам грозил Наваха-донос-сор,

– всю жизнь бабушку преследует профессор Трупников,

– жасмин в Удельной надо вырубить: он навлекает мешающий мысли джаз Миньковской [18] .

Xуисты делают нас бесплодными, и нельзя взять на воспитание: будет навоз-питание.

18

Гимназическая подружка, к музыке отношения не имела.

Шуцбундовцы днем и ночью шумителем глушат мысли или читают их с помощью реостата, он же мыслитель.

Для предосторожности – избавиться ото всех меток, клейм, примет. Вера счищала САЗИКОВЪ и 84 с ложек, Золинген и овечку с ножей и ножниц, ПОПОВЪ со швейной машины, № 4711 с пудры, СIУ с леденцовых жестянок. Чертежно сломанной по диагонали бритвой выковыривала на себе родинки и веснушки.