Алеф (CИ)
Шрифт:
Когда я слушал Фёдора, то невольно упрекнул его в излишней впечатлительности, но сейчас, сидя в коридоре, понимаю, что порой виртуальность вытесняет из нашего разума реальный мир, особенно если тот слишком ничтожен или служит источником боли. Правильно это или нет - дилемма неактуальная, поскольку люди редко задаются подобными вопросами: обычно они просто ищут место, где им хорошо.
Бывали случаи, когда погружение в виртуальность предписывалось пациентам в качестве терапии - для профилактики самоубийств. Обычно суициднику сначала позволяли покончить с собой - в виртуальности, разумеется. Человек мог прочувствовать всё: падение с небоскрёба, удар об асфальт, симптомы острого отравления и так далее. Некоторым показывали
Не в силах больше сидеть, встаю и делаю несколько шагов по коридору. На стенах висят стенды, посвящённые различным болезням. Скольжу по ним взглядом, думая о Еве: если она умрёт, всё будет зависеть от юзера, который носит её личину. Возможно, он не захочет больше воплощаться в мою дочь - тогда придётся устраивать похороны. Если же он решит вернуться, то Ева впадёт на некоторое время в кому.
Виктор в любом случае будет депортирован из Киберграда, причём надолго. Учитывая, что травма нанесена в момент ссоры - то есть покушение не было запланировано - полиция наверняка ограничится временной ссылкой. Так что сына я могу не увидеть в течение года.
К сожалению, больница уже сообщила властям о пациентке с проломленным черепом, так что скоро начнётся расследование. Даже если я, Фёдор и Валентина будем выгораживать Виктора, полицейские всё равно докопаются до истины, тем более, это не так уж сложно: скорая приезжала ко мне домой - значит, инцидент произошёл там. Кроме слуг и меня, отсутствовавшего в тот момент, из подозреваемых остаётся лишь брат пострадавшей. Бинго, и звон наручников!
Я могу лишиться сразу и сына, и дочери.
Всё будет куда проще, если рана не смертельна, и Ева не умрёт. Тогда дело ограничится предупреждением Виктору и частичным поражением в правах.
У меня мелькает мысль помолиться, но я никогда этого не делал. Да и можно ли обращаться к Богу, находясь в Киберграде? А просить его за виртуальную личину?
Спустя четыре часа мучительного ожидания ко мне подходит медсестра и сообщает, что операция завершилась удачно, и Еву поместят на некоторое время в реанимацию.
– Через пару дней доктор разрешит вам её навестить, - говорит она с ободряющей улыбкой.
Я испытываю неимоверное облегчение: оба ребёнка останутся со мной! Нужно лишь найти Виктора, пока он не натворил глупостей. Прятаться он может очень долго: достаточно оставить тело в надёжном месте и выйти в реальность.
Звоню Фёдору, чтобы узнать о результатах порученных ему поисков.
– Никто не видел Виктора, - печально отвечает дворецкий.
– Как Ева, господин Кармин?
– Всё в порядке.
– Слава Богу! Вы привезёте её домой?
– Она в реанимации.
– Но прогнозы…
– Утешительные. Я должен идти, Фёдор.
Отключаюсь.
Как ни странно, инцидент с Виктором и Евой заставил меня задуматься о том, что создание вируса не просто порученное Конторой задание, которое я должен выполнить, чтобы избежать наказания за промышленный шпионаж.
«Алеф» должен быть готов к сроку, иначе Голем уничтожит всё, что так или иначе связано с человечеством, и в огне его ксенофобии погибнут Ева, Виктор, маленькие уродцы, украсившие коллекции сотен жителей виртуальности, мой внук.
Я
должен защитить всё это. Смысл существования «Алефа» не просто сохранить человеческие тела - он должен спасти виртуальность, нашу общую мечту.
Возвращаюсь домой. Над Киберградом собираются характерные фиолетовые тучи - это визуализация плановой оптимизации. Скоро она будет запущена, и дождь смоет накопившиеся с последнего раза баги.
Фёдор и Валентина ждут меня в холле. На лицах слуг написано облегчение: ещё бы, ведь без моих детей их жизни потеряют смысл. Что им останется? Убирать да готовить? Этим можно заниматься и в реальности.
– Виктор не объявлялся?
– спрашиваю Фёдора.
– Нет, господин Кармин. Что мне следует предпринять теперь?
Если б я знал! Хоть Ева и не умрёт, полицейские всё равно явятся, и, когда они не найдут в доме Виктора, им всё станет ясно.
Убедить их в том, что проломленный череп - результат ссоры, будет трудновато, потому что объяснение, которое сработало бы в настоящей жизни («Он не мог желать ей зла, ведь он её брат!»), не подействует на копов Киберграда: родственные связи между юзерами недоказуемы. Разве что они назовут свои идентификаторы, но никто этого не сделает: анонимность - настоящий фетиш виртуальности.
– Ничего не предпринимай, - говорю я Фёдору.
Дворецкий с сомнением качает головой.
Я понимаю: он думает, будто Виктор слишком боится меня, чтоб вернуться. Что ж, если это так, то щенок прав. Кем бы он ни был в реальности, здесь я его отец, и он получит по первое число, как только я до него доберусь!
Поднимаюсь в спальню и, не раздеваясь, ложусь на кровать. Я устал и проголодался, так что вызываю меню и, выбрав кнопку «Выход», погружаюсь в привычную метель, чтобы через пару секунд оказаться в реальном мире.
Прежде всего, просматриваю результаты работы программ-помощников. Мне нужно найти тонкую грань между справедливым наказанием и искоренением инакомыслия. Я не хочу становиться палачом. Если задумка Стробова и его команды такова, если они выбрали меня, прознав каким-то образом о моей ненависти к киборгам, и рассчитывают получить оружие геноцида, то их ждёт сюрприз: я позабочусь о том, чтобы «Алеф» нельзя было перенастроить, превратив в чуму для искусственных интеллектов, потому что ещё сильнее, чем киборгов, я ненавижу тоталитаризм и ограничение свобод.
Спустя пару часов понимаю, что не в состоянии делать больше ничего: глаза слипаются, спину ломит от долгого сидения перед терминалом.
Иду в туалет, затем принимаю душ, ужинаю разогретым цыплёнком и, едва живой, заваливаюсь в постель.
В Киберграде в этот время, наверное, начинается дождь - вода смывает с города программные косяки.
Сон наползает на меня, подминает подобно дикому зверю, и я засыпаю.
Мне снится жёлтая, освещённая полуденным солнцем стена. У основания лежат кусочки облупившейся краски. Мухи то и дело садятся на пыльную поверхность, переливаясь зелёными, оранжевыми и жёлтыми брюшками. Крылья плотно прижаты к спине, в пёстрых фасеточных глазах мозаично складывается мир.
Мы с девочкой, живущей в соседнем дворе, зорко следим за передвижениями насекомых. На моей подружке короткое белое платье в жёлтый горошек, загорелые ноги исписаны белыми царапинами. Золотые волоски блестят на голой руке.
Она складывает ладошку лодочкой и стремительно накрывает понравившуюся ей тёмно-синюю муху. Затем с улыбкой подносит кулачок к уху и секунд десять слушает прерывистое низкое жужжание. Кого-то она мне напоминает. Не из прошлого - из настоящего…
– Хочешь?
– спрашивает девочка, глядя на меня счастливыми голубыми глазами.