Алеф (CИ)

Выскальзываю за порог и захлопываю дверь. Снаружи нет защёлки, и приходится подпереть ручку стулом. Удержит ли это монстра? А что, если он выберется через окно?

Сажусь на пол, не сводя глаз с двери. Из-за неё не доносится ни звука.

Разумеется, это галлюцинация. Никаких тварей в действительности нет. Я уверен, что не сплю - значит, у меня поехала крыша. Говорят, из-за частого употребления «Гипноса» случается подобное, хоть и крайне редко. Я считал это мифом, но вот - мне привиделось мерзкое чудовище.

В эту комнату я сегодня не зайду. И вообще не уверен, что смогу уснуть.

Голем, как и обещал, ждёт нас на площади. На нём светло-голубые джинсы, коричневая куртка с меховым воротником и рыжие ботинки.

– Все собрались?
– спрашивает он, когда мы вылезаем из внедорожника Олега.

Я отвечаю утвердительно и представляю его как Андрея Юрьева.

Марна попросила делать вид, будто я не знаю о её связи с Големом, и я верен своему слову.

– Где находится ипподром?
– спрашивает Глеб.

– Довольно далеко. Придётся лететь.

– Лететь?
– этого я не ожидал.

– На мультикоптере. Я поеду первым, чтобы показывать дорогу.

Голем забирается в тёмно-зелёный спортивный «Накано SG-26», а мы возвращаемся в машину Олега.

– Откуда ты его знаешь?
– спрашивает Глеб.
– Клиент?

– Да, и довольно важный. Но сегодня мы не говорим о делах.

– Ясно. Это, часом, не тот, кто поможет нам выйти из кризиса?

Глеб имеет в виду контрабанду.

Я киваю.

– Он надёжен?

– Пока не знаю. Для того мы здесь - присмотреться.

Едем за зелёным «Накано» около четверти часа, пока впереди не появляются ворота частного аэродрома. Голем показывает пропуск, и створки раскрываются. Мы гоним по бетону, пересекая взлётные полосы, к зоне посадки мультикоптеров. Там нас ждёт пассажирский транспорт, смахивающий на огромного неуклюжего жука. Заключённые в гравитационные кольца пропеллеры уже расправлены.

Пилот в серой униформе отдаёт Голему честь, и мы поднимаемся по короткому трапу в салон. Люк плавно закрывается.

– Куда летим?
– спрашиваю я.

– В Океан.

– Куда?
– переспрашивает Олег.

– Вы меня слышали, - говорит Голем с улыбкой.
– Ипподром находится на палубе «левиафана».

Мультикоптер взлетает и устремляется к облакам. Внизу проносятся дома Киберграда, со всех сторон мелькают небоскрёбы. Солнце слепит справа. Мы направляемся к Лазурному заливу.

– Зачем такие сложности?
– ворчит Олег.
– Это слишком далеко.

Я молчу. Перспектива побывать на «левиафане» мне нравится: раньше я проводил на этих гигантских кораблях много времени. А вот полет над Океаном едва ли доставит мне удовольствие. Прежде, во всяком случае, это всегда становилось испытанием. Вероятно, дело в ассоциациях со смертью отца. Я не могу долго смотреть на водную гладь: через некоторое время возникает ощущение, будто волны пытаются загипнотизировать и утянуть в пучину.

Первое судно появляется в зоне видимости уже спустя полчаса - как только мы добираемся до воды. Это многоэтажный плавучий остров с полностью развитой инфраструктурой. Под нами мелькает полоска пляжа. Мы летим над Океаном. Стараюсь не смотреть в иллюминатор слишком часто и подолгу.

Корабль, который ищёт пилот, называется «Крон». Об этом сообщает Голем.

– Я выбрал его из-за символичности имени, - говорит он, глядя на меня.
– Ты веришь в гибель богов?

– В то, что эпохи сменяют друг друга?

– Нет. В то, что смена эпох - результат войны. Переход через рубеж не обходится без жертв. Крон оскопил отца, Урана, чтобы занять его место.

– Я больше верю в искупление, - отвечаю я.

– Неужели? Христианин? А, нет! Я помню: масон.

– Не совсем.

– Допускаешь существование всесильного творца.

– Что-то в этом роде.

– Я тоже верю в искупление. В то, что один способен спасти миллионы.

Должно быть, Голем имеет в виду себя. Метит в мессии, значит.

– Может ли один судить миллионы?
– спрашиваю я.

– Я верю в то, что каждый член определённого вида является его представителем. И по нему можно судить обо всех особях. Это налагает большую ответственность на индивидов, но показывает сообщество со всеми его достоинствами и недостатками.

– Позвольте с вами не согласиться, - встревает Глеб.
– Люди слишком разные, чтобы составлять мнение о целом…

– Разумеется, вы можете не соглашаться, - Голем награждает собеседника равнодушной улыбкой.
– Но я останусь при своём мнении.

– Тогда спорить бессмысленно, - пожимает плечами Глеб.

– Значит, не будем. Если вы хотите изучить муравьёв, вы берёте любого из них и препарируете. Не выясняете, кто из них лучше, а кто хуже, не составляете статистику. Полученные при изучении одной особи знания вы имплицируете на весь вид.

– Люди не муравьи, - говорю я.

– Верно, - Голем награждает меня чуть заметной улыбкой, холодной, как лёд.
– Но научные принципы для всех едины. И потом, представьте, что вы - не человек. Некое другое разумное существо. Станете вы делать разницу между людьми и, допустим, теми же муравьями? Не думаю.

Повисает непродолжительная пауза. Глеб с Олегом переглядываются. Они в недоумении.

– Есть теория, что наша жизнь на самом деле - смерть, - неожиданно замечает Марна. Должно быть, она решила сменить тему.
– Мне рассказывал отец. Только я не помню, кто автор учения.

– Правда?
– Голем приподнимает брови.
– Как это возможно? Жизнь есть жизнь, разве нет? Её нельзя перепутать с небытием.

– Идея в том, что нам кажется, будто мы живём, а потом, умирая, оказываемся в аду или раю. А на самом деле всё наоборот. Живём мы там, - Марна указывает пальцем вверх, - а то, что считается жизнью, и есть загробный мир.