Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

позволяет говорить о чувстве ненависти.)

Коротко говоря, вернувшись заново к воспоминаниям о Бло­

ке, Андрей Белый все переставил с ног на голову: свою раз­

нузданную полемику и оскорбительный разрыв с Блоком он

изобразил как борьбу «бунтаря» с «темным мистиком».

В разное время Андрей Белый очень много написал о Бло­

ке (кроме воспоминаний). Если собрать все написанное, полу­

чится монументальный том, включающий высказывания и оцен­

ки самого разного свойства, — от безудержных похвал до грубей­

шей брани. Такая книга послужила бы незаменимым материалом

к еще не написанной истории русского символизма.

Но все, что Белый писал о Блоке, проникнуто одной яв­

ной тенденцией — борьбой за Блока.

И в ту пору, когда Белый, после «Балаганчика» и «Нечаян­

ной Радости», ожесточенно обличал Блока в отступничестве, из­

мене, кощунстве, он, по сути дела, боролся за возвращение его

в лоно соловьевства, несмотря на многократные и внятные разъ­

яснения Блока, что он идет «своим путем».

И впоследствии, когда они внешним образом изжили свою

ссору, Белый опять (столь же безуспешно) пытался привлечь

Блока к активному участию в деле «возрождения» симво­

лизма (в издательстве «Мусагет» и в журнале «Труды и

дни»).

А после смерти Блока — объявил его не больше не меньше

как «бессознательным носителем антропософской проблемы» и в

январе 1922 года даже выступил в Берлине с докладом «Блок

как антропософ». Это было, конечно, тоже формой борьбы за

Блока — автора уже не только «Балаганчика», но и «Двенадцати».

В условиях времени борьба эта приобретала отчетливый идейно-

политический смысл.

Десять лет спустя круто изменились оценочные выводы.

Белый превратился в «бунтаря», оказывается, «трезвившего» тем­

ного Блока своей полемикой с ним, а Блок как был, так и

24

остался «крайним мистиком», впавшим с покаяния в тяжкое по­

хмелье, и был объявлен единственным и злокозненным виновни­

ком той мучительной «неразберихи», которая испортила их жиз­

ни и запутала их судьбы 1.

3. БОРЬБА ЗА БЛОКА

Более всего освещены в мемуарной литературе о Блоке по­

следние три с половиной года его жизни — с января 1918 года по

август 1921-го. Оно и понятно: в это время Блок был особенно на

виду. После появления «Интеллигенции и Революции», «Скифов»

и «Двенадцати» имя поэта было у всех на устах, да и круг лю­

дей, с которыми он в это время общался, сильно расширился.

Расширение началось еще в 1917 году — с того времени,

когда поэт был привлечен к работе в Чрезвычайной следствен­

ной комиссии, учрежденной для расследования деятельности ми­

нистров и высших сановников царского режима.

Октябрьская революция окончательно вывела Блока из его

привычного уединения. Редакция газеты «Знамя труда», прави­

тельственная комиссия по изданию классиков русской литера­

туры, Театральный отдел Наркомпроса, горьковская «Всемирная

литература» и его же «Исторические картины», издательство

Гржебина, Большой драматический театр, Союз поэтов и Союз

писателей, Дом литераторов и Дом искусств — вот перечень

главных мест, где Блок работал или постоянно бывал, встре­

чаясь со множеством людей, часто для него совершенно новых.

Страна переживала крайне тяжелое время. На нее черной

тучей надвинулись гражданская война, интервенция, блокада,

хозяйственная разруха, голод, заговоры, диверсии и мятежи.

Но литературная жизнь, жизнь театра, искусства тем не менее

била ключом. Много было и в ней неурядицы, спешки, воздуш­

ных замков, досадных ошибок, однако сколько же веры, энер­

гии, дерзаний, героики, страсти!..

Но и обстановка в искусстве, в литературе была очень слож­

ной, а в Петрограде, пожалуй, особенно. Ленин летом тяжелей­

шего 1919 года уговаривал Горького уехать из Петрограда — чтоб

изолироваться от «больного брюзжания больной интеллигенции»,

наиболее назойливого в «бывшей столице» 2.

1 В первой редакции воспоминаний А. Белого, которая поме­

щена в данном сборнике, рассказ о возникшей между ним и Бло­

ком личной драме не присутствует. См. об этом в моем очерке

«История одной любви» (Вл. О р л о в . Пути и судьбы. Изд. 2-е.

М.—Л., 1971, с. 636—743).

2 В. И. Л е н и н . Полн. собр. соч., т. 51, с. 25.

25

В первые пореволюционные годы в Петрограде образовалось

несколько вполне легальных учреждений, ставших центрами при­

тяжения брюзжащей интеллигенции, в их числе — Дом литерато­

ров, Союз писателей, Вольная философская ассоциация (Вольфи­

ла). К ним можно присоединить и несколько более узких, интим¬

ных литературных объединений вроде гумилевского «Цеха поэтов»

и связанного с ним кружка «Звучащая раковина». В частности,

Дом литераторов превратился в прибежище всякого рода отстав­

ных «витий», отказывавших Советской власти в своем сочувствии.

(Именно в противовес Дому литераторов Горький учредил Дом

искусств, вокруг которого постарался объединить все наиболее

живое и дееспособное, что было в петроградской литературе.)

Автора «Двенадцати» в этих учреждениях я кружках пори­

цали — большей частью по необходимости, прикровенно, но под­

час и вслух.

Написав «Двенадцать», Блок оказался в самом центре про­

исходившей в стране идейно-литературной борьбы. Теперь, по

прошествии стольких лет, особенно ясно видно, что «Двенадцать»