Александра
Шрифт:
— Понятно, пресветлая Царевна. Неужели это правда?
— Правда.
Сестёр вывели на улицу. Я просмотрела ещё несколько таких мошенников. Отобрала двух мужчин. Точнее, только один был взрослым. Второй совсем ещё юнец. Наконец, стала просматривать душегубов и татей, как их называли на Руси. Остановилась на одном из экземпляров уголовного мира. Гаврила Чёрный. Имел свою банду-шайку. Грабил купцов, вообще всех, кто имел неосторожность поехать куда-нибудь без нормальной охраны. Грабил и убивал. Агенты разбойного приказа сумели выйти на него и подстеречь, когда он сунулся в Москву. Гаврила планировал ограбить одного купца. Но на этом его фарт закончился. Его взяли.
— Неужели сама пресветлая Царевна Александра? — И тут же получил удар сапогом от одного из конвойных. Упал на пол. Я посмотрела на конвойного и кивнула ему. Он приободрился.
— Тебе, тать, никто не разрешал говорить. Говорить будешь, когда Пресветлая Царевна разрешит тебе. — Пояснил конвойный. Гаврила с трудом поднялся на колени и замер, опустив голову.
— Знаешь ли ты, Гаврила, что с тобой будет? — Он молчал.
— Отвечай. — Прорычал страж.
— Знаю. — Гаврила не поднимал головы.
— Тебя колесуют. — Гаврила промолчал.
— Осталось его жёнушку поймать. Марфу. — Сказал Евлампий.
— Марфу вы не поймайте. — Неожиданно ответил Гаврила. Стражник замахнулся, но я его остановила.
— Любишь, жену то свою? — Спросила приговорённого.
— Конечно. Марфу нельзя не любить.
— Значит, сильно любишь? — Он ничего не ответил, ноя по его глазам поняла. Очень сильно. — Вижу сильно люба она тебе. А она то тебя так же сильно любит, Гаврила? Или она уже забыла о тебе? Золотишко с серебром взяла, да нового муженька себе завела?
Гаврила вскинулся. Я остановила рукой стражника. Его глаза горели каким-то дьявольским огнём.
— Нет. Марфа любит меня. Она против воли родительской пошла, сбежав ко мне. С детства любит меня, а я её. Вот только я был из простых, холоп, а она дочь служивого боярина.
— У, какие у вас тут мексиканские страсти кипят. — Улыбнулась я, глядя на Гаврилу.
— Чего кипит? — Не понял Гаврила. Точно так же с вопросом в глазах на меня посмотрел Евлампий.
— Страсти. Любовь сильное чувство, Гаврила. Она может заставить человека совершать как великие дела, так и ужасные. Заставляет иногда делать безумные поступки. Если твоя Марфа так тебя любит, то я её поймаю. — Посмотрела на Евлампия. — Нужно пустить слух на торгу, что завтра Гаврилу Чёрного будут перевозить… — Я замолчала, обдумывая куда именно. — Например в Волок Ламский.
— Зачем в Волок Ламский? — Непонимающе смотрел на меня Евлампий.
— Можно и в другое место. Но пусть будет Волок Ламский. Почему туда, никто не знает. Пусть кто-нибудь из стражников приказа, якобы подопьёт и скажет в корчме какой на торжище, что будут перевозить. А почему и зачем, не ведает. Этого будет достаточно. Если Марфа любит Гаврилу, как он утверждает, то она здесь в Москве, либо кто из оставшихся её подручных кружит вокруг приказа. Она не уйдёт просто так, до тех пор пока не увидит его казнь. И у неё, пока он жив, есть надежда вызволить своего любимого. Вот на этом мы её и поймаем, Евлампий.
— Ты думаешь, Царевна?
— Конечно. Я это знаю. Запомни, дьяк, любящая по настоящему женщина, готова на всё.
Гаврила смотрел на меня широко раскрытыми глазами, потом рванулся ко мне с места. Но я ждала этого. Арестант нарвался на удар ногой в грудь, всё же резко встать с колен в кандалах, это лишние мгновения. Которых у него не было. Гаврила опять завалился
на пол. Я остановила стражу, которые стали его уже пинать.— Оставьте его. Я её поймаю. Гаврила, а потом мы поговорим с тобой.
— О чём? — Прохрипел он, лёжа на полу.
— О делах твоих скорбных. Уведите его в поруб. Стеречь особо тщательно.
Марфу взяли на следующий день. Всё произошло так, как я и говорила. Она подстерегла крытый возок со своим Гаврилой не доезжая Волока Ламского двадцати вёрст. На лесной дороге. Возок сопровождало четыре всадника. Они были готовы, так как являлись профессиональными воинами, а не стражей из приказа. Мало того в трехстах метрах позади возка двигалась я верхом, в сопровождении трёх десятков княжьих ратников. Марфа действовала по отработанной схеме. Перед возком упало дерево, преграждая дорогу. Позади тоже. Я увидела взлетевших птиц. Дала знак и два десятка кинулись в лес, один вправо, второй влево. С третьим десятком я понеслась вперёд. Евлампий говорил, что с Марфой ушло пятеро из банды. Но там их оказалось больше восемь, не считая самой атаманши. Пока они связали боем конвой, Марфа подскочила к возку, сбила ударом сабли замок. Открыла дверь.
— Выходи, любый мой… — И замолчала. В возке, вместо её Гаврилы, сидело ещё двое ратников. Они кинулись на неё. Марфа оказалась хорошим бойцом. Всё же не зря она была единственной дочерью служивого боярина. Он учил её с детства. Но, сила силу ломит. Мы их окружили. У всех воинов был жёсткий приказ, Марфа не должна пострадать и брать её нужно было только живой. В итоге, на неё накинули аркан и уронили на землю. Тогда я и увидела её в первый раз. Девушка на вид лет 18–19. Симпатичная. Кареглазая брюнетка. Из всей оставшейся банды в живых осталось только двое, не считая её самой. Этих двоих повесили прямо там же в лесу. А Марфу усадили в возок, зря что ли его гнали сюда, и этапировали в Москву. Утром следующего, после акции дня, Гаврилу привели из поруба. Он увидел свою жену. Застонал от отчаяния и душевной боли.
— Зачем, Марфа? Ты же всегда была хитрой, всё предвидела?
— Я не знаю, Гаврила. Я очень хотела тебя спасти. Прости меня.
Они стояли и смотрели друг на друга. Он в кандалах, и она тоже. Молодая женщина протянула к нему руки и посмотрела с мольбой на меня. Я кивнула Айно, который находился здесь вместе с ещё тремя моими палатинами. Ей позволили подойти. Они обнялись. Я сидела на лавке и смотрела на них. Вот она истинная любовь, страсть. Это хорошо. А ещё я узнала, что Марфа беременная. Срок не большой, но всё же.
— Ну вот, голубки, вы оба и попались. Тебя Гаврила колесуют. А твою жену у позорного столба, кат забьёт до смерти плетью. А ведь твоя жена, Гаврила Чёрный, на сносях. Дочь должна родиться или сын, это кого бог пошлёт. Или уже не пошлёт.
— Это правда? — Гаврила заглядывал жене в глаза. Она кивнула. Он повернулся ко мне, опустился на колени. — Пресветлая Царевна, позволь родиться дитя, я очень тебя прошу. Делай со мной, что хочешь, пусть меня колесуют, четвертуют, сожгут заживо. Но дай родиться нашему дитя.
— А на что ты готов, ради своего сына или дочери?
— На всё. Сделаю всё, что ты скажешь.
— Я подумаю. Увидите его. — Подождала, когда Гаврилу выведут. Указала на Марфу Никифору. — Кандалы с неё снимите. — Палатины выполнили всё молча. Марфа удивлённо на меня смотрела. Я усмехнулась. — Пошли со мной.
На территорию Корпуса я не ехала верхом. Ехала в карете. Со мной там же сидела и Марфа. Она молчала. Сначала молчала, потом подняв на меня взгляд спросила:
— Пресветлая Царевна, куда мы едем?