Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница
Шрифт:

Весьма значительную роль в дальнейшем движении вперед румынской культуры в целом, и литературы в частности, сыграл орган молодого социалистического движения Румынии — журнал «Контемпоранул» («Современник»), выходивший между 1881 и 1891 годами и противопоставивший эстетическим теориям «Жуними», берущим свои истоки в идеалистической немецкой философии, концепцию материалистическую, основанную на трудах Маркса, Энгельса и русских революционных демократов. Теоретик румынского социалистического движения тех лет и его основной литературный критик Константин Доброджану-Геря (1855–1920), выходец из России, эмигрировавший в Румынию, в своих многочисленных статьях и книгах дал первые образцы марксистского анализа литературных произведений. Большой отклик и, главное, плодотворные последствия имела острая полемика между Доброджану-Геря и Майореску по вопросу о природе и миссии искусства, о его взаимоотношениях с социальной действительностью, полемике, в которой Майореску ратовал за «искусство для искусства», а Геря убедительно выступал за искусство общественно значимое и ставящее перед собой вполне определенные социальные цели.

Ознаменовав собой новый подход к литературным явлениям, молодая марксистская критика, делавшая тогда лишь первые шаги и впоследствии освободившаяся от узкого догматизма и вульгарного социологизма, предопределила дальнейший расцвет румынской литературы, основанной на творениях бессмертных классиков — Василе Александри, Михая Эминеску, Иона Луки Караджале, Иоана Славнча и Джеордже Кошбука.

А. Садецкий

ВАСИЛЕ АЛЕКСАНДРИ

Стихотворения

ДОЙНА

Перевод В. Луговского

Дойна, дойница! Где ты, милая девица, В золотых цветах косицы, Губы — ярче заряницы? Хорошо с такою милой, С голубицей сизокрылой, С сердцем, полным гордой силой! С белокурой недотрогой, Схожей с ланью быстроногой, Нежной полною тревогой! Соловей неутомимый, Я в прохладе нелюдимой Спел бы дойну о любимой!
* * *
Дойна,
дойница!
Ружьецом бы мне разжиться Да с топориком сродниться, Не тужить — а веселиться!
Под седло б мне вороного, Что черней греха людского, — Горделивого и злого! Семерых бы мне с мечами, Братьев с гневными очами. На конях, чье имя — пламя! Мне б орлиный лет и зренье, Пел бы яростно весь день я Дойну гнева и отмщенья!
* * *
Дойна, дойница! Слышишь, милая моя ты, Всем клянусь, что сердцу свято, Стать тебе роднее брата! А коню наказ мой краток: Ты лети быстрей касаток, Бурей вдоль лесов косматых. Братьям молвлю: — Вот что, братья, Клятву дам пред вашей ратью Басурманов убивать я! Гей, пошло на битву братство, Час настал освобождаться От языческого рабства!

1842

СТАРАЯ КЛОАНЦА

Перевод В. Шора

В зарослях Клоанца [1] бродит, В небеса глядит она: Там, печальна и бледна, То за облако заходит, То сияет вновь луна. Нынче ночью полнолунье; И подалее в кусты Там, где заросли густы, С прялкой прячется колдунья И хрустят ее персты. Шепчет бабка, нить свивая: — Убирайся, дьявол, прочь, Пусть тебя поглотит ночь! Хочешь ты, проклятый, знаю, Фэт-Фрумоса [2] уволочь. Пусть веретено кружится, Пряжу тонкую прядет, Пусть ушами конь прядет И сюда летит, как птица; Пусть мой Фэт-Фрумос придет! Если ж не захочет милый Тотчас полететь ко мне На горячем скакуне, Пусть он будет взят могилой, В адском пусть горит огне! Пусть в когтях нечистой силы Корчится от страшных мук, Пусть лишится ног и рук, Пусть он будет вздет на вилы Или на железный крюк! Пусть Страшилищем Зеленым Будет он всегда гоним Иль чудовищем иным: Храконитом разъяренным, Кровососом — духом злым! Бабка воет, бабка стонет, И жужжит веретено, Но невидимо оно: Бледный месяц в тучах тонет. Все вокруг черным-черно. — Приходи же, мой желанный, Хоровод оставь тотчас, Берегись девичьих глаз: Взгляд их, ласковый, обманный, Порчу наведет как раз. В холе б я тебя держала И своею ворожбой Отвела бы глаз дурной, Отвела б гадюки жало От тебя, любимый мой. Летним вечером ты дойну, Заблудившись, пел в лесу. Увидав твою красу, Шелк кудрей и стан твой стройный, Горе в сердце я несу. Ах, я чахну без надежды, Я хочу тебя ласкать, От себя не отпускать, Царские хочу одежды Для тебя, дружок, соткать! Дни проходят и недели… Как тебя приворожить? Длинную свила я нить, Мне остался клок кудели, Мало мне осталось жить… Ах, мне не снести страданий! Ах, ему я не мила! Бот к концу кудель пришла… — Бабка издает стенанья, Смотрит в сторону села, А затем кричит визгливо, На восток оборотясь: — Слушай, тьмы и мрака князь, Слушай, враг небес спесивый, Ты, что мучаешь, ярясь, Род людской и час мучений Превращаешь в сотню лет; Сеятель грехов и бед; Ты, за несколько мгновений Обходящий целый свет! Я зову тебя, слабея, Мне не жить теперь, не прясть, На меня нашла напасть! Помоги! Не зря тебе я Душу отдала во власть! И на вопль колдуньи сразу Отозвался серный ад; Опахнул старуху чад; Два горящих красных глаза На нее из тьмы глядят. Говорит ей черт лохматый: — Кончится твоя беда: Приведу его сюда! Повози за то меня ты На себе вокруг пруда. Бабка сладила с нечистым Дело пополам с грехом. Сатана на ней верхом Едет с гиканьем и свистом, Словно на коне лихом. Хочет поскорей старуха На себе юнца женить. Размоталась пряжи нить, Что есть силы, что есть духу Стала бабка семенить. Любострастница седая, И ужасна и смешна, Скачет бешено она; На старухе восседая, Хрипло воет Сатана. И несется за Клоанцей Призраков зловещих рой; Все увлечены игрой И кружатся в диком танце Предрассветною порой… Лес грохочет, сотрясенный Страшным смехом Сатаны, И до самой глубины Растревожен омут сонный — Царство вечной тишины. Мчится бабка… Треплет ветер Космы спутанных волос… Вся она во власти грез, Жаждет, чтоб попал к ней в сети Недоступный Фэт-Фрумос. — В холе я б его держала И своею ворожбой Отвела бы глаз дурной, Отвела б гадюки жало, — Только б стать ему женой! Лес гудит, рябится омут, Но вдали петух поет: Черта оторопь берет… Сатана и ведьма тонут В глубине стоячих вод. Волны пенятся и плещут. По воде круги идут. Взбаламучен тихий пруд, Камыши вокруг трепещут, Филины крылами бьют. Постепенно затихает Плеск спадающей волны… Дремой заросли полны… В просветлевшем небе тает Серебристый диск луны. Слышит путник одинокий, Проходя в ночной тиши, Стон мятущейся души: — Что же медлишь ты, жестокий, Мой желанный, поспеши! В холе я б тебя держала И своею ворожбой Отвела бы глаз дурной, Отвела б гадюки жало От тебя, любимый мой…

1

Клоанца— баба-яга в румынских и молдавских народных сказках.

2

Фэт-Фрумос —Прекрасный Молодец, горой многих румынских и молдавских народных сказок.

1842

ПОСЛУШНИЦА И РАЗБОЙНИК

Перевод И. Шафаренко

На пригорке, за высокой Монастырскою стеною, Голос девы одинокой Слышится порой ночною: — С самых ранних лет забыта Я роднею бессердечной. За глухой стеною скита Буду я томиться вечно! Перед кем я провинилась, И за что со дня рожденья, Я всех радостей лишилась И терплю одни мученья! С детства в келье, как в пустыне, Я тоскую, увядая. Ах, без ласки сердце стынет, Угасает жизнь младая! Хоть бы кончилось скорее Нетерпимое томленье! Смерть, приди! В слезах старея, Жду тебя как избавленья! — Эй, сестра, не плачь напрасно! — Вдруг услышала монашка, — Словно ландыш, ты прекрасна, Грех тебе скорбеть так тяжко! И тебе ль, такой красотке, С жизнью в юности проститься? Подыми же взор свой кроткий. Осуши
свои ресницы!
Хочешь, чтоб исчезли слезы, Чтоб в глазах любовь горела, И на щечках рдели розы, И душа, как птица, пела? К нам иди в наш лес разбойный, Здесь мои друзья лихие Слушать звуки грустной дойны Любят в вечера глухие. Здесь над недоступной кручей, Над горами и долами Ястреб вольный и могучий Машет черными крылами. Здесь богач с тугим карманом, Мироед, толстяк спесивый, Мне, лесному атаману, В ноги кланяется льстиво. У меня есть кони: ветру Не догнать их в чистом поле, Есть кинжал и пистолеты, Семеро друзей и воля. Под чешуйчатой кольчугой, Как и ты, ношу я крестик… Стань же мне навек подругой, Будем счастливы мы вместе. Яхонт есть; во мраке ночи Он искрится и сверкает. Так твои, красотка, очи Светом счастья засияют. Четки, рясу, власяницу Брось скорее в мрачной келье! Там — печаль сырой темницы, Здесь — свобода и веселье. Там посты да песнопенья, Покаянья да молитвы, Здесь — земных страстей кипенье: Жар любви и ярость битвы! Нам неведомо, ушла ли Дева с ним тропой лесною, — Только больше не слыхали Плача за глухой стеною…

1842

СТРУНГА

Перевод В. Луговского

По-над Струнгой, в темной чаще, Ждет народ — лихой, гулящий, Под открытым небом спящий. Люд бездомный, забубенный Ночью дует в лист зеленый Да стреляет в месяц сонный. Если хочешь жив остаться, С кошельком домой добраться, Обходи их верст за двадцать! Где-то спереди иль сзади Ждут разбойнички в засаде, Чтоб убить потехи ради! Ты идешь тропой опасной, Филин ухает ушастый, В ближней роще свет неясный. Восемь храбрых в полной силе Рукава позасучили Да винтовки зарядили. Трое — крест святой лобзают, Трое — силушку пытают, Двое — тихо напевают: — Гей, скажу я господину, Не тревожь мою кручину, Из ножон клинок я выну! Гей, девчина молодая, Весела тропа лесная, Приходи к нам в лес, родная! За кустом лежу с дубиной Да с ружьем, с винтовкой длинной, А душа полна кручиной! Свиста ждать нам надоело, Руки чешутся без дела, Ретивое закипело! Ружьецо ржавеет, братцы! На коне хочу промчаться, Дам гнедому поразмяться! По-над Струнгой гомон птичий, Да к чему ружье — без дичи, Без стрельбы да без добычи?

1842

ГРОЗА

Перевод Вс. Рождественского

Желтый, словно свечка, свечка восковая, С тусклым огоньком, На дворе тюремном, молча остывая, Он лежал, объятый тяжким вечным сном. И никто слезинки не пролил о нем. Кто глядел печально, кто в оцепененье, Поли немой тоской… Кое-кто крестился… Многие в волненье, Губы сжав, качали скорбно головой, И шептались люди тихо меж собой: — Разве это Гроза, кровью обагренный, Неужели он? Рыскавший повсюду зверем разъяренным, Тот, кто в злодеянья вечно погружен, Ада не боялся, преступал закон? А старик угрюмый с длинной бородою Ближе к трупу стал, Вынул две монетки дрогнувшей рукою, Бросил к изголовью, в лоб поцеловал И, крестясь, сквозь слезы так другим сказал: — Люди, дом мой вспыхнул, и в мороз суровый Он сгорел дотла. В чистом поле дети и жена без крова. Ни краюшки хлеба… Ох, беда пришла! Руки опустились, жизнь мне не мила. Я не видел света, в горе изнывая, Ждал лишь смерти дня. Человек же этот — он достоин рая! Белого, как вьюга, горяча коня, На холме в то время повстречал меня. «Но томи, — сказал он, — сердце ты слезою, Твердым будь душой! Дам тебе я денег, дом тебе отстрою». Выручил меня он из беды большой. С той поры нужды я не знавал с семьей! Вновь поцеловал он руку мертвеца И побрел с клюкою, не подняв лица. А народ печальный зашептал в волненье: — Даст всевышний Грозе всех грехов прощенье!

1843

ГАЙДУЦКАЯ [3] ПЕСНЯ

Перевод В. Луговского

К нам зима явилась в гости, Лето красное ушло: Холодно, как на погосте, Жить зимою тяжело! Трудно нам без солнца, право, Жить, от холода дрожа, — Ни червонца, ни дубравы, Ни бояр для грабежа! Ну-ка, ворон, вороненок, Погляди да успокой: Может, с торбою червонных Путник шествует какой?! Он шагает, оробелый, Обвязав платком башку… Я пущу винтовку в дело, Нет проходу кошельку! Лес, признайся, бога ради, Где листвы зеленой сень? Здесь я сиживал в засаде, Если надо — целый день! К нам зима приходит в гости, Лето красное, прости! Ветви наги, словно кости, Да и мне уж не цвести! Нужно спрятать пистолеты, Потрудиться под ярмом И до будущего лета Жить, как все живут кругом. Вот весне бы выйти в поле, Землю вновь расцеловать! Добрым молодцем на волю Полетел бы я опять! Снова набок шапку сдвину, Снова кудри отпущу, Щуря глаз, винтовку выну, В лист зеленый засвищу! На боку клинок заветный, Сотоварищ мой стальной, — Пять со мною пистолетов И винтовка за спиной! Вновь гнедому расчешу я Гривы спутанной волну И, затягивая сбрую, На ушко ему шепну: «Ты, как дума, мчись, как ветер, Ты не цокай тяжело. Славно жить на белом свете, Наше времечко пришло! В темный лес под ветром свежим Нам скакать с тобой вдвоем: Путь солдатам перережем Да жирок с бояр стряхнем!»

3

Гайдук— народный мститель, борец за свободу против национального и социального гнета в Дунайских княжествах и Трансильвании.

1843

ФЭТ-ЛОГОФЭТ

Перевод Н. Подгоричани

— Юный Фэт-Логофэт, Яркий солнечный свет Твои кудри ласкает. Ты постой, погоди, На холме впереди Черный змей поджидает. — О девица-краса, До колена коса, Ожерелье на шее. Не останусь с тобой, Рвется палица в бой И прикончит злодея. — О мой витязь, тебя Я хотела б, любя, Уберечь от напасти. Змей так зол и жесток, Он собьет тебя с ног, Растерзает на части. — Золотая звезда, Любоваться б всегда Красотой неземною. На расправу я лют, Змеи в страхе бегут, Им не сладить со мною. — О мой славный орел, Ты откуда пришел С этой речью певучей? Змей ногою одной На земле, а другой Достигает он тучи. — Ты, как птичка, легка И прекрасней цветка. Не пугайся, девица, — Чрез моря мой гнедой Перескочит стрелой И сквозь тучи промчится. — Юный Фэт-Логофэт, Ты очей моих свет, Златокудрый, нежданный, Подожди, я молю, Ведь тебя я люблю, Богатырь мой желанный. — О девица-краса, До колена коса, Коль тебе я по нраву. Я на битву пойду, В честь тебя я найду Или смерть, или славу.
Поделиться с друзьями: