Александрийская поэзия

Если бы год лишь один он остался еще средь этолян.

С ним и матери брат, врага поражавший искусно

200И в рукопашном бою, и в дальнем копьем своим метким,

Фестия чадо, Ификл, в дорогу ту же пустился.

Был среди них Палемоний, сын Лерна, из града Олена, 294

Лерна он сыном лишь звался, а был он чадом Гефеста, —

На ногу хром потому. Но его поносить не посмел бы

Ни за осанку никто, ни за силу. И был сопричислен

К доблестных сонму и он, дабы славу Язона умножить.

Сын Орнитида Навбола Ифит пришел из Фокиды, 295

Узами гостеприимства Ифит был связан с Язоном;

Ибо, приехав в Пифон, вопросить о плаванье бога,

210В доме Ифита просторном герой был принят радушно.

Прибыли также и Зет с Калаисом, Бореевы чада, —

Богу их родила Эрехтеева дщерь Орифия

В хладной Фракийской земле. Туда, к окраине мира,

Деву фракийский Борей умчал из Кекропова края,

Где на Илисса 296брегах она в хороводе кружилась,

И, унеся далеко, к воспетой скале Сарпедона,

Сделал женою своей над струями потока Эргина, 297

Словно покровом, окутав ее темноцветною тучей.

Вот почему на стопах у детей ее — черные крылья.

220Ими колеблют они — и взлетают (дивное диво!),

Златом чешуек блестя; и, колеблемы ветром эфира,

Черные пряди кудрей, что с обеих сторон ниспадают

С гордых голов на плеча и на стройную выю, трепещут.

Даже Акаст, даже он, могучего Пелия чадо,

Не пожелал у отца остаться в доме просторном.

Также и Aрг, что помощником был у богини Афины, —

Оба они восхотели себя сопричислить к дружине.

Вот сколько было мужей, что на помощь пришли Эзониду!

Люди ж, что окрест живут, героям доблестным дали

230Общее имя минийцев, зане большинство из героев

Из наилучших гордилося тем, что от Миния дщерей

Род свой ведет. 298Да и сам Язон был рожден Алкимедой,

Что от Климены была рождена, от Миния дщери.

После того как прислужники все приготовить успели,

Чем снаряжается всякий корабль, наготове стоящий,

Надобность если случится кому пуститься по морю, —

Прямо герои пошли к кораблю через город, туда, где

Славный вздымается кряж, на прибрежье магнетов Пагасы. 299

Валом валила толпа, окружая героев блиставших

240В ней, словно звезды средь луч, и каждый, на них озираясь,

Шедших с оружьем в рукаве, промолвил слово такое:

«Зевс, мой владыка и царь, что задумал Пелий? Куда он

Из Панахейской земли шлет столько могучих героев?

Лютым огнем опалят они чертоги Зита,

Если руна золотого он им добровольно не выдаст.

Да, неизбежна дорога, но труд их бесплодным не будет».

Так по городу здесь и там говорили, а жены,

Руки простерши в эфир, к жилищам горним бессмертных,

Их умоляли, чтоб путь был увенчан возвратом желанным.

250Так, обращаясь друг к другу, в слезах они причитали:

«Бедная мать Алкимеда, к тебе хоть и поздно, а все же

Горе пришло, и нерадостно жизнь ты свою завершаешь,

Как и Эзон — он сугубо несчастен! Ведь было бы лучше,

Если бы прежде успел он, в саван одет погребальный,

В недрах улечься земли, про подвиг не ведая тяжкий.

О, если б темной волной был и Фрикс, когда Гелла погибла,

Вместе с бараном залит! Человеческим голосом даже

Овн злосчастный к нему вещал, 300дабы Алкимеде

Горе-печаль причинить и много кручины в грядущем».

260Так говорили они, в поход провожая героев.

Тою порой собрались толпой служанки и слуги.

К сыну прильнувшая мать появилась — и женщине каждой

В сердце проникла печаль. Отец же, старостью сломлен,

Горько на ложе рыдал, закутав главу покрывалом.

Сын родителей скорбь старался смягчить ободреньем,

Знаком отдавши приказ унести доспехи, и слуги,

Долу потупив глаза, за доспехи молча взялися.

Сына как обвила Алкимеда руками сначала,

Так и держала теперь, и плакала горше, чем плачет,

270К дряхлой няне своей припадая, девочка, если

Уж не осталось у ней, влачащей тяжкую долю

В доме мачехи злой, других заступников близких.

Только что мачеха словом зазорным ее поносила,

И у нее от обиды сжимается сердце тоскою,

И не хватает ей слез, чтобы горе выплакать вволю.

Так же рыдала теперь, в объятьях сына сжимая,

Мать Алкимеда, и вот что она говорила в кручине:

«О, если б в день, когда я узнала, что Пелий-владыка

Грозный приказ соизволил изречь, я, несчастная, сразу

280Дух испустила и скорби свои позабыла б навеки!

Сам бы тогда схоронил ты меня своей милой рукою,

Чадо мое! Только этот еще от тебя мне хотелось

Дар получить; в остальном ты меня не оставил заботой.

Ныне же я, кому все дивились ахеянки прежде,

Словно служанка, останусь одна в опустелых чертогах,

Жгучей тоской по тебе исходя, по тебе, кто моею

Славой и гордостью был, по тебе, для кого распустила

Пояс некогда я и в первый раз и в последний, —

Ведь отказала богиня Илифия мне в многочадье!

290О, моя злая судьба! И во сне мне даже не снилось,