Александрийская поэзия

Четырехдольной. Но вплоть до межи подняв ее плугом,

В борозды я, как посев, на семя Деметры бросаю,

Зубы страшного змея; на ниве из них прорастают

Воинов меднодоспешных тела. Но, копьем поражая,

Их низлагаю, когда на меня они все ополчатся.

Я на заре запрягаю быков, а вечерней порою

Жатву кончаю. Так вот, если ты совершишь этот подвиг,

В тот же день золотое руно увезешь для владыки.

420Прежде ж его не отдам, и не думай. Позорно, коль будет

Славный доблестью муж уступать слабейшему мужу».

Так он сказал, а Язон, глаза потупивши долу,

Молча безгласный сидел, из беды не видя исхода.

Долгое время то так, то сяк он думал, не в силах

Смело согласие дать, ибо пагубным дело казалось.

Так наконец отвечал он Эиту уклончивой речью:

«Много препон, и по праву, Эит, предо мною ты ставишь.

Но потому, как бы ни был тот подвиг труден, дерзну я

Выполнить все, пусть судьба даже смерть мне пошлет. Ведь на свете

430Нет ничего для людей неизбежности горше, той самой,

Что и меня к вам подвигла прийти по желанью владыки».

Так с безнадежностью в сердце сказал он Эиту. Эит же

Словом жестоким ему, пребывавшему в горе, ответил:

«Что же, иди к дружине теперь, коль на подвиг решился.

Если же ты иль ярмо на быков наложить побоишься,

Или же в страхе отступишь пред гибель несущим посевом,

Сам обо всем позабочусь тогда, чтобы в страхе зарекся

В будущем всякий другой посягать на сильнейшего мужа».

Так он с презреньем сказал. А Язон с высокого кресла

440Встал, и с ним Теламон и Авгий. Вышел за ними

Арг, — но один, ибо братьям успел он кивнуть головою,

Чтобы остались они. И пошли из чертогов герои,

Сын Эзона средь них выдавался всех больше, блистая

Стройностью и красотой. На него украдкой смотрела

Из-под блестящей фаты неотрывно Эитова дева,

Сердце ей жгла тоска, и мысль, словно плавно скользящий

Сон, устремилась вослед уходящему юному мужу.

А герои меж тем удрученные вышли из дома,

И, опасаясь навлечь Эита гнев, Халкиопа

450В свой поспешила чертог удалиться вместе с сынами.

Также пошла и Медея к себе. Ей на ум приходило

Много такого, о чем побуждают нас думать Эроты —

Все, что видала она, пред очами снова витало:

Сам он, каким был тогда, и в какое одет был он платье,

Что говорил, и как на кресле сидел, и как вышел

Он из дверей. И в тревоге казалось ей, что едва ли

Сыщется равный ему герой; в ушах раздавался

Голос его и сладкие речи, что им говорились;

И трепетала она, что загублен он будет быками

460Или Эитом самим; и по нем причитала, как будто

Был он почившим уже, и струились от жалости к мужу

И от тревоги у ней по ланитам отрадные слезы.

Тихо сетуя, молвила вслух она слово такое:

«Ах, почему эта скорбь меня, несчастную, мучит?

Лучше ли, хуже ли он других героев, — но если

Должен погибнуть он, пусть погибает. О, если б он спасся!

О Персеида, 396богиня-владычица, так пусть и будет!

Пусть он вернется домой, избежавши участи горькой.

Если ж ему суждено от быков погибнуть, то пусть он

470Знает, что доле его печальной я рада не буду!»

Сердце девы пока сокрушали такие заботы,

Вышли герои, толпу за собой и город оставив,

Той же дорогой, какой сюда из равнины явились.

Арг обратился тогда к Эзониду с такими словами:

«Ты, Эзонид, отринешь совет, который подам я,

Но в неудаче не след нам от всех отступаться попыток.

Сам ты и прежде слыхал от меня, что некая дева

Здесь, научаема дщерью Персея Гекатой, колдует.

Если б ее убедить удалось, то, я мню, не придется

480Нам опасаться, что сломлен ты будешь в борьбе. Но боюсь я,

Что в этом деле, пожалуй, мне мать не придет на подмогу.

Все же вернусь-ка обратно домой, чтоб склонить ее просьбой, —

Общая нынче нависла над всею дружиной погибель».

Так он сказал, благомысля. А вот что Язон ему молвил:

«Друг мой, коль это тебе по душе, я помехой не буду.

Что же, иди во дворец и попробуй разумною речью

Мать ты свою преклонить. Но скажу: на спасенье надежда

Не велика, коль в отчизну возврат мы женам вверяем».

Так он сказал. Добралися они до заводи быстро.

490Их пред собой увидав, с весельем расспрашивать стали

Все друзья, но в ответ Эзонид промолвил печально:

«Други, суровый Эит на нас разгневался сердцем…

Но если я говорить обо всем вам начну, иль подробно

Спрашивать станете вы, то, пожалуй, конца тут не будет.

Он нам на просьбу сказал, что на поле Ареса пасутся

Два медноногих быка, изо рта выдыхающих пламя.

Четырехдольную ниву на них он вспахать заставляет,

Даст и посев из змеиных зубов, взойдет же то семя

Порослью меднодоспешной мужей землеродных; и нужно

500Их в тот же день истребить. И я — ибо лучше придумать

Больше не мог ничего — на это пошел без отказа».

Так он сказал. Безнадежным для всех показался тот подвиг.

Долго в молчанье, в безмолвье смотрели они друг на друга.

Их и беда и унынье гнели. Наконец, ободрившись,

Слово такое промолвил Пелей, обращаясь к героям:

«Время обдумать, как нам поступить! Не надеюсь я, чтобы

Столько же пользы доставил совет, сколько рук наших крепость.