Александровскiе кадеты. Смута

— Дерзок ты, Илья Ильич, прямо-таки античный герой Македонский, — усмехнулся Жадов.

— А вот ругаться тут буржуйскими словами нечего, товарищ комдив, — пуще прежнего разошёлся Сергеев.

— Дурья башка, Александр Македонский — великий полководец был, от Греции до Индии с небольшим войском прошёл, всех победил, всё покорил. Вот и ты у нас такой же. Куда ты полезешь дуром? С пехотой на конницу? Ну и обойдут тебя, и изрубят со спины.

— Вот и правильно, — крякнул Петренко. — Мы своё дело сделали, дыру заткнули…

— Дыру в нужнике своём затыкай, — окрысился Сергеев. — А нам наступать надо! По-ленински, по-большевистски! Кончать эту контру!

— Если будешь лезть в воду, не зная броду, контра эта сама тебя кончит, — хладнокровно заметила Ирина Ивановна. — Советую, товарищ комдив, занять прочную оборону тут, в Лозовой. Вперёд отправить разведку. Определить, где противник. И тогда уже действовать.

Петренко кивнул, молчавший весь совет командир 1-го Краснопартизанского Павлюк тоже согласился, Сергеев — бывший уже начальник 1-го рабочего полка ХПЗ ничего не ответил.

— На том и порешим, — Жадов встал. — Слушай боевой приказ — занимай оборону, готовь разведку. Я с ними сам поговорю.

— Так у нас, выходит, дивизией начальник штаба-таки командует, — не сдержался Сергеев. — Что она говорит, то ты, начдив, и делаешь.

— Я тебя в ротные уже разжаловал, в рядовые захотел?

— А ты меня не пугай! Меня жандармы царские запугать не смогли, а уж ты — тем более!

И Сергеев, хлопнув дверью, почти что вылетел из избы.

— Ты, товарищ начдив, не серчай на Ильича нашего, — примирительно заговорил Петренко. — Из паровозников харьковских он у нас самый боевой, хлебом не корми, дай с контрой подраться!..

— Драться с умом надо, а не как после пьянки.

— Верно, товарищ начштаба, да только уж больно круто ты с Ильёй Ильичём, — Павлюк наконец заговори. — Вас к нас из Питера прислали, да только полки-то все харьковские, не надо б в нас плевать-то.

— А знаешь, Павлюк, почему беляки нам тут бока намяли, а? Потому что порядок у них и дисциплина. Расстрельная, конечно, но дисциплина! Приказ отдан — приказ исполняется! Без митингов и обсуждения! Всё, хорош базарить! Тоже мне, сорочинская ярмарка!

Командиры полков выходили, что Петренко, что Павлюк — покачивая головами.

Ирина Ивановна встала рядом с Жадовым:

— Вызови охрану. Наших, питерских. Арестуй Сергеева, пока не начался мятеж.

— Что-о?! Мятеж?

— Не «чтокай», а слушай! — рассердилась товарищ начштаба. — Это ж харьковская вольница, партизанщина! Они тут привыкли всё глоткой брать да на митингах орать. Не нравится кошевой атаман — долой его, да и нового выкликнем. Вызывай охрану. Два взвода, не меньше. И при пулемётах.

Жадов больше не возражал.

Вытащил только маузер и выбежал следом.

Ирина Ивановна почти без сил опустилась на лавку. Закрыла лицо ладонями, замерла так — и сидела, не шевелясь, пока в дверь осторожно постучалась дородная попадья, румяное доброе лицо, в руках — широкий платок.

— Можно, милая?

— Да, конечно, — Ирина Ивановна оторвала ладони от лица. — Простите, мы… простите, что мы…

— Возьмите-ка, — платок перекочевал Ирине Ивановне на плечи. — Вот сердцем чую — Господь смилостивился над нами, вас нам послал.

— Да о чём же вы, матушка…

— О том же, — строго сказала попадья. — Вижу, вижу, почему начальник ваш не дал нас на мороз выкинуть. Перед тобой, милая, ему стыдно было. Удержи его, сбереги, Христом-Богом молю. Не за ради него, хотя тоже вижу — сердце у него доброе. Но за всех, кого он не даст на мороз выгнать.

— Удержу, — словно через ком в горле ответила Ирина Ивановна. — Сберегу… насколько смогу.

[1] Ирина Ивановна ошибается, в силу старой привычки к персональным военным званиям, которые в описываемое время введены не были; поэтому должность — «командир батальона» — она называет «званием».

Глава VIII.1

Фронт сгущался, подобно сказочному змею, набивая брюхо сотнями и тысячами людей. Огнистый червь, ненасытный горыныч, он требовал и требовал дани, но отнюдь не невинными девами (ими, впрочем, он тоже не брезговал). От Днепра до Дона почти строго с запада на восток тянулась черта, за которой — «враги». Враги с каждой из сторон.

Порыв Добровольческой армии медленно иссякал — красные слали с севера эшелон за эшелоном, серая пехота с красными косыми лентами на папахах вцеплялась в села и города, обращала в почти неприступные крепости здания заводов и паровозных депо, толстые стены добротной кирпичной кладки разбить могла лишь тяжёлая артиллерия, а трёхдюймовки лишь клевали, но обрушить кровлю у них получалось лишь изредка.

Лозовую конники Келлера оставили, но второй раз затянуть красных в огневой мешок не получилось. Так и толкались боками, но силы на стороне большевиков всё прибывали и прибывали, а вот Добровольческая армия числом прирастала, но далеко не столь быстро.

Государь перестал выпускать воззвания. Приказы военного командования ещё оформлялись Его именем, но все знали, что это уже пустая формальность. Царь был жив, была жива его семья, но Россия словно забывала о Нём, точно фальшивое отречение сделалось каким-то образом настоящим.

Медленно, но верно таяла золотая казна.

Черноморский флот сохранял верность. С разложившегося Балтийского на юг пробрался Александр Васильевич Колчак; получил контр-адмирала и, в нарушении всех традиций, назначен был командовать в Севастополе. Говорили, что Государю новоиспеченный адмирал, получая погоны с орлами, сказал: «Людей на флоте кормить от пуза и платить хорошо». Большевицких агитаторов арестовывали; ненадёжных списывали на берег; из отставок и бессрочных отпусков выдергивали старых кондукторов, соблазняя хорошим жалованьем и новыми привилегиями, почти уравнявшими их с офицерами; кормили и впрямь «от пуза».

Федор Солонов и рота александровцев шли из боя в бой, но ничего подобного взятия Юзовки уже не случалось. Красные оправились, начали давить — сперва отдельными отрядами, потом полками, а потом и дивизиями.

Февраль прошёл в «боях местного значения», линия фронта почти остановилась. Старбельск добровольцы-таки заняли, но это оказался их последний крупный успех. Подходили резервные дивизии красных, возглавляли их новоявленные «военспецы», то есть офицеры старой армии, а при них — «комиссары», следившие за… словом, следившие.