Алексеев. Последний стратег

— Нет, союзникам вовсе не надо нас спасать, им надо спасать только себя и разрушить Германию. Вы думаете, я им верю хоть на грош? Италии, Франции, Англии... Скорее Америке, которой до нас нет никакого дела... Нет, батюшка, вытерпеть всё до конца - вот наше предназначение, вот что нам предопределено, если человек вообще может говорить об этом...

С минуту помолчав, Михаил Васильевич продолжил:

— Армия - наша фотография. Да это так и должно быть. С такой армией можно только погибать. И задача командования свести эту гибель к возможно меньшему позору. Россия кончит прахом, оглянется, встанет на все свои четыре медвежьи лапы и пойдёт ломать... Вот тогда мы узнаем, поймём, какого зверя держали в клетке. Всё полетит, всё будет разрушено, всё самое дорогое и ценное признается вздором...

— Если этот процесс неотвратим, то не лучше ли теперь принять меры к меньшему краху, спасению самого дорогого, хоть нашей культуры?
– спросил Лемке.

Алексеев ответил с непривычной для него горячностью:

— Мы бессильны спасти будущее, никакими мерами этого не достигнуть. Будущее страшно, а мы должны сидеть сложа руки и только ждать, когда же всё начнёт валиться. А валиться будет бурно, стихийно. Вы думаете, я не сижу ночами и не думаю, хотя бы о моменте демобилизации Армии. Ведь это же будет такой поток дикого разнуздавшегося солдата, который никто не остановит. Я докладывал об этом несколько раз в общих выражениях, мне говорят, что будет время всё обдумать и что ничего страшного не произойдёт; все так будут рады вернуться домой, что о каких- то эксцессах никому в голову не придёт... А между тем, к окончанию войны у нас не будет ни железных дорог, ни пароходов, ничего - всё износили и изгадили своими собственными руками...

Этот разговор, происходивший в Ставке, М. Лемке записал, уже будучи в эмиграции. Вполне возможно, что при передаче разговора он несколько сгустил краски. Но в том, что Алексеев уже тогда предвидел скорое будущее России, сомневаться не приходится.

Глава седьмая СТРАТЕГ РУССКОГО ФРОНТА АНТАНТЫ

Брусиловский прорыв стал одной из вершин стратегического творчества штаба русской Ставки. Немецкие историки писали, что наступление России летом 1916 года «оказалось самым тяжёлым потрясением, которое выпало до того на долю австро-венгерских войск».

То, что Брусиловский прорыв не получил логического завершения и не принёс стратегического успеха России и Антанте, стало предметом обсуждения в русской Ставке. Там ожидали больших результатов и даже полного военного разгрома Австро-Венгрии, главной союзницы Германии.

Император Николай II, до того не интересовавшийся вопросами стратегического руководства войной, попросил прибыть к нему в штабной вагон «на чай» Алексеева и Пустовойтенко. Разговор походил на обмен мнениями по большому и уже завершённому делу:

— Михаил Васильевич. Меня в Петрограде, куда я отбывал, как вам известно, по делам государственным и думским, засыпали вопросами относительно атаки фронта генерала Брусилова.

— Ваше величество, этот вопрос по сегодняшний день волнует и Ставку.

— Но ваш штаб теперь занят операциями конца года. Что в брусиловском наступлении сегодня волнует Ставку? Это же не гражданский Петроград с его думскими политиками.

— Моё мнение таково - результат фронтового наступления должен был быть иным.

— Вы всё жалеете о том, что Австро-Венгрия не выкинула белые флаги?

— С этим, ваше величество, всё ясно. Германия не дала упасть своему союзнику и умело поддержала его в очередной раз в Галиции. Дело в другом.

— В чём именно?

— В действиях наших союзников по Антанте на Западном фронте.

— Что делать. Они и сами прекрасно понимают, что нарушили собственные решения совещания в Шантильи.

— Они обязаны были своевременно начать наступление на реке Сомме. А начали операцию только в конце июня месяца. Такая позиция заставляет штаб Ставки задумываться о будущем.

— А что скажет Михаил Саввич? У него тоже есть претензии к действиям Жоффра и англичан?

— Есть, ваше величество. Антанта в ходе наступления Юго-Западного фронта упустила, на мой взгляд, два стратегических результата, получив только третий и не самый главный.

— Какие именно?

— Несогласованностью действий Антанта не смогла разбить до конца Австро-Венгрию. Это первое. То, что французы и англичане не имели успеха на Сомме, - это второе. В области стратегии Антанта только спасла русской кровью от полного поражения Италию. Вот и все результаты союзных действий этим летом.

— Михаил Васильевич, ваше мнение, по всей видимости, не расходится с мнением генерал-квартирмейстера Ставки?

— Нет, ваше величество. Союзники на Сомме надеялись воспользоваться плодами нашего наступления в Галиции. Но этого у них не получилось, в силу их нерешительности.

— А мог быть стратегический успех в действиях держав Антанты?

— Несомненно мог. Но при одном непременном условии, которое уже выразил здесь, хотя и несколько иначе, Михаил Саввич.

— При каком условии?

— Ваше величество. Причина неудачи Антанты кроется в том, что первый выстрел на реке Сомме прозвучал тогда, когда самый опасный момент русского наступления в Галиции австрийцы уже пережили.

— И вы, Михаил Васильевич, полагаете, что вина в стратегической незавершённости атаки генерала Брусилова лежит именно в союзнической несогласованности?

— Только в ней. Не всё же одной России выручать союзников в этой войне. Это исторически несправедливо.

— Тогда надо дать генералу Жилинскому в Париже на Сей счёт самые твёрдые инструкции.

— Жилинскому на новых совещаниях в Шантильи трудно будет играть роль требовательного посланца России.

— Почему вы так считаете?

— Да всё потому же, ваше величество. Французский и английский послы в России свои интересы отстаивают не перед нами в Ставке, в городе Могилёве, а в далёком отсюда Петрограде, при императорском дворе.

— Но это обычная дипломатия. Не больше.

— Благодаря такой дипломатии штабу Ставки уже не раз приходилось вносить нежелательные коррективы в свои планы.

Тот разговор за чаем император Николай II продолжать не стал. Он прекрасно понял, о чём речь.

А. И. Деникин в своих воспоминаниях поясняет одну из черт характера Михаила Васильевича Алексеева:

«Не всегда достаточно твёрдый в проведении своих требований, в вопросе независимости Ставки от сторонних влияний Алексеев проявил гражданское мужество, которого так не хватало жадно державшимся за власть сановникам».

В подтверждение этой мысли Деникин приводит такой эпизод: