Алексеев. Последний стратег

— Есть. Весь внимание.

— Генерал-адъютанта Иванова назначить главнокомандующим Петроградским военным округом. В его распоряжение, возможно скорей, отправить из войск Северного фронта в Петроград два кавалерийских полка, по возможности из находящейся в резерве 15-й дивизии, два пехотных полка из самых прочных, надёжных, одну пулемётную команду Кольта из Георгиевского батальона, который едет из Ставки. Нужно назначить прочных генералов, так как, по-видимому, генерал Хабалов растерялся, и в распоряжение генерала Иванова нужно дать надёжных, распорядительных и смелых помощников. Войска отправлять с ограниченным обозом и организовать подвоз хлеба и припасов распоряжением фронта, так как трудно сказать, что творится сейчас в Петрограде, и возможно ли там обеспечить войска заботами местного гарнизона. Обстоятельства требуют скорого прибытия войск, поэтому прошу соответствующих распоряжений. Сообщите мне, какие полки будут назначены, для уведомления генерала Иванова, который ускоренно отправляется 27 февраля с Георгиевским батальоном.

— Михаил Васильевич. Будут ли посланы в столицу войска с других фронтов?

— Будут. Такой же силы наряд последует с Западного фронта, о чём иду говорить с генералом Квецинским, начальником штаба фронта.

— Вас понял. Сделаю всё от меня зависящее для выполнения полученных распоряжений.

— Минута грозная, и нужно сделать всё для ускорения прибытия прочных войск. В этом заключается вопрос нашего дальнейшего будущего.

— Могу ли задать один вопрос?

— Если непродолжительный, то слушаю вас.

— Сколько следует послать генералов в качестве помощников генерала Иванова. Так как я понял, что во главе каждой бригады, пехотной и кавалерийской, нужно иметь по одному генералу, то должны ли быть отправлены бригадные генералы дивизий, или же генералы могли быть посланы от других частей.

— Что это даст, Юрий Никифорович?

— Тогда был бы шире выбор начальников. И можно было бы отправить людей смелых и решительных.

— Конечно, было бы лучше, если бы оба генерала имели под командой свои полки, хорошо им известные. И на которые они могли бы иметь нравственное влияние, Но решение этого вопроса предоставляю вам, в зависимости от того, кто командует теми частями, кои отправятся в Петроград. Ничего не имею, если отправятся начальники дивизий, так как им придётся подчинить те запасные части Петроградского гарнизона, которые останутся верны своему долгу.

— Слушаю, понял и будет исполнено.

Военная экспедиция генерала Иванова на революционный Петроград провалилась. Не удалось ни собрать верные монархии отряды, ни провезти по железной дороге отборный Георгиевский батальон, составлявший основу охраны Могилёвской Ставки.

Государственная дума попыталась было вмешаться в ход событий. Её председатель М. В. Родзянко отправил во второй половине 26-го числа на имя императора телеграмму:

«Положение серьёзное. В столице анархия. Правительство парализовано. Транспорт, продовольствие, топливо пришли в полное расстройство. Растёт общее недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы в этот час ответственность не пала на венценосца».

Родзянко, хоть и числился в рядах монархистов, но был игроком в большую политику. Менее чем через полчаса он отправил точно такую же телеграмму в адрес генерала Алексеева.

Доложил ли о ней Верховному Михаил Алексеевич? Вероятнее всего, нет. Только этим можно объяснить его приказание генерал-квартирмейстеру Лукомскому:

— Александр Сергеевич. В срочном порядке продублируйте эту телеграмму за подписью Родзянко всем главнокомандующим фронтов. В том числе и на Кавказ.

— Что приписать от имени Ставки к телеграмме?

— Каждый адресат должен высказать своё мнение по сути телеграммы. Передайте, что это просьба моя и Родзянко.

— Должен ли знать об этом Верховный?

— Нет. Прошу ему о том не докладывать. Полученные с фронтов телеграммы срочно ко мне на стол.

— Какие ещё будут приказания, Михаил Васильевич?

— Побеспокойтесь о том, чтобы в штабе о содержании телеграмм пока знало как можно меньше людей. И ещё - как с охраной Ставки?

— Я уже приказал выставить усиленные караулы от Георгиевского батальона.

— Хорошо. Ставка должна работать в прежнем режиме, особенно это касается оперативников...

Утром 27 февраля от Родзянко в Ставку поступила ещё одна телеграмма. Председатель Государственной думы уже не просил, а требовал принятия каких-то кардинальных решений:

«Положение ухудшается, надо принять немедленно меры, ибо завтра будет уже поздно. Настал последний час, когда решается судьба Родины и династии».

К тому времени с фронтов в Ставку пришли ответные телеграммы главнокомандующих. Алексеев, ознакомившись, показал их императору:

— Ваше величество. Телеграмма Родзянко от 26-го поступила и на фронты.

— Ну и что, Михаил Васильевич?

— Главнокомандующие фронтов прислали в Ставку свои ответы на эту телеграмму. На ваше имя.

— Где они?

— Ответы с фронтов в этой папке для докладов.

— Я ознакомлюсь с ними. Оставьте меня. И до ужина прошу не беспокоить.

— Как будет приказано, ваше величество...

Самодержец, уединившись с телеграфными лентами в своём рабочем кабинете, предался размышлениям. Случилось самое худшее из того, что только могло произойти: армия отказывалась защищать монарха.

А. И. Деникин так писал о событиях последних февральских дней 1917 года:

«Трудно думать, что и в этот день государь не отдавал себе ясного отчёта в катастрофическом положении. Вернее, он - слабовольный и нерешительный человек - искал малейшего предлога, чтобы отдалить час решения. Во всяком случае, новое внушительное представление генерала Алексеева, поддержанное ответными телеграммами командующих на призыв Родзянко, не имело успеха.

Государь, обеспокоенный участью семьи, утром поехал в Царское Село, не приняв никакого определённого решения...

Генерал Алексеев - этот мудрый и честный патриот - не обладал, к сожалению, достаточной твёрдостью, властностью и влиянием, чтобы, заставить государя решиться на тот шаг, необходимость которого осознавалась даже императрицей...».

Действительно, в тех исторических событиях Михаил Васильевич не показал ни властности, ни твёрдости. Но он видел, что армия уже перестала быть надёжной опорой монархии. Поэтому он при малейшем случае с упорством напоминал августейшему Верховному главнокомандующему, что Россия ждёт от него решения.

Бесспорно одно: Алексеев со всей ясностью понимал, что дни правления императора Николая II сочтены. И в эти дни генерал заботился только об одном: чтобы для армии свержение монархии прошло бескровно, без потерь людских и душевных. Позднее Алексеев скажет:

— Во время войны армия должна была сражаться на фронте, а не бунтовать вместе с голодным людом столицы...

О том, как развивались события последних дней уже призрачного существования 300-летней династии Романовых, говорится и в личном дневнике императора Николая II.