Альфа Центавра
Шрифт:
— Это оскорбление?
— Нет, это моё тебе предсказание: генералом будешь, лесной паренек.
— Я тебе не верю. И даже обижен, не буду больше тебя трахать.
— Вот как? А я тебе предскажу:
— Будэш-шь, ох как будэшь! — И научила, — а пока что только показала:
— Болевой на Руку из Стойки, — после которого Распи захотел всё то, о чем мы не только мечтали, но даже больше.
И сейчас Распи провел его Фраю, как, собственно, отставной козы барабанщику. В том смысле, что человеку, бывшему когда-то близким, но не настолько, чтобы, но все равно пива вместе бы выпили, если
— Вот оно, тащат мя грешного в преисподнюю. В том смысле, что не минуту, конечно, но несколько секунд точно — не мог понять, кто кого держит за руку:
— Он Фрая, или Фрай его. — Примерно, как лебедь, рак и щука:
— Пока двое разбираются — третий один, как Александр Сергеевич Пушкин катает шары:
— Под сенью лип и тополей. — Но в любом случае — из круга:
— Не выйти. Ну, и значится, что произошло, как вы думаете? Пошли вместе громить Белые орды? Нет, наоборот, пошли на Царицын. Вроде бы банально:
— Маг победил простого Герцога. — Но. Но как и написано:
— Колдун несет богатыря. — Не наоборот. Может так только, подержаться. За бороду.
Остававшийся в резерве Дэн на удивление самому себе не опечалился, что теперь его очередь показать:
— Как сражаются русские офицеры.
— Он уйдет на Ту сторону, — сказал за прощальным ужином Распи. Чемберленский ответил:
— Туда ему и дорога. И Дэн с одной конной бригадой, и одной дивизией:
— От инфантерии, — прошел до самого штаба, и взял в плен Кали со словами:
— Попалась, командир разбитого корыта. Эспи в это время куковал в Персиковой Теплице — вспомнил молодость, когда работал садовником у одного приличного человека, пытавшегося как Агата Кристи не хренопасией заниматься, как-то:
— Выращиванием породистых баранов, — а писать романы. И как он узнал, для этого надо либо чапать на Клондайк, как Джек Лондон, либо, как Агата Кристи просто-напросто построить в теплом климате зимнюю персиковую теплицу. Ну, и чтобы был большой бассейн в олимпийском стиле:
— Как у Всех. И как только теперь Эспи попадал в персиковую теплицу, тянулся в письменному столу, установленному здесь же, рука к перу, перо к бумаге, ибо не могло бесконечно чесать себя за ухом. И как ему предсказал еще на Зоне Распи — ничего не выбрасывал, а отправлял в будущее: паковал в папки, папки в ящики, читобы потом говорили:
— Ни только много читает — пишет ужасно много, — но никито не будет знать, чито:
— Всё было написано давным-давно, практически еще в:
— Прямом Эфире. Сейчас он писал Труд-д под символическим названием:
— Как судьба меня заставила — зачеркнуто — поставила защищать Трою — современный город Царицын.
И. И выйдя из уединения Персиковой Теплицы нашел в бассейне Кали и веселящегося с ней Дэна.
— Мы уже проиграли сражение? — спросил он, присаживаясь на край бассейна с тремя кружками пива и воблой.
— Не все сражения еще проиграны, — ответил пророчески Дэн, но битва да, уже проиграна.
— Тогда я думаю, нам не по пути — я ухожу в Царицын. Вот как так может быть? Его взяли в плен, когда он писал мемуары в теплице, а он уходит в город,
который его пленил. Судьба тащила их за хвост, как котят. Но не всех, конечно, Распутин иногда понимал, что делает, но не всегда, не всегда, а наоборот, даже иногда начал переспрашивать:— Нет, это точно, или точно туда? — Оно и действительно, закрывать глаза на окружающую действительность нельзя. По крайней мере, очень непросто.
— Это кто? — спросил Дэн.
— Начальник штаба.
— Пусть даст полную рекогносцировку. Кали хотела перевести для Эспи:
— Ты, эта, предскажи ему, чтобы не переживал. — И было:
— Я.
— Что?
— Ну, если кто не забыл, на правом фланге нахожусь я, по их мнению, разумеется.
— У вас там, свои люди, что ли? — удивился Дэн, и механически взял одну кружку пива с пола бассейна, так как до специального столика здесь еще не додумались.
— Не-а, меня ведет судьба.
— Так не бывает, — ответила Кали.
— Почему, если априори известно, что: не человек красит место, а место человека. — Можно сколько угодно доказывать, что наоборот, но априори-то именно, верно только первое.
— Вы хотите сказать, что место помнит: ему начинать первому? — удивился даже Дэн, который, как журналист должен бы знать, что Бальзак говорил:
— Важно не только иметь газету, но и место в ней. — Ну, чтобы написать когда-нибудь то, что может быть напечатано официально. И действительно, прилетел клубя пыль гонец на вороном, и передал ей пакет:
— Камергерша ворвалась на стены Царицына, несмотря на пушечный огонь, отрытый Еленой из всех орудий — правда поздно из-за подлеца Мишки Япончика, запутавшегося кто он:
— Белый или Красный, и как на основании этого объяснил ему Амер-Нази заодно с поддакиваниями Левы Задова:
— Значит Полосатый, — а это одно и тоже. Таким образом, Камергеша на Стене города оказалась в окружении.
Во-первых:
— Фрай вернулся в город как:
— Его Завоеватель, — и все даже забыли почти, что он тут и раньше жил, и более того, в последнее время:
— Обычно в холодильнике. А сзади к ней подошел Распутин, оставленный Фраем в поле именно для этой цели. Камергерша решила шантажировать, как она сказала:
— Этих проклятых обманщиков, — для чего поставила взятого в плен Амера в Рога и Копыта, что значит:
— Голова и руки закрепляются в деревянном щите, а сзади подводят разъяренного киннера. А если его нет, то и простого быка, но тоже жаждующего секса:
— Незамедлительно. — Ждали Распутина, но он перешел на сторону Фрая, с которой — говорит — и не уходил никогда, чтобы, как он выразился:
— Мне никогда не было страшно. — Удивительно: природный маг, почти колдун, а испугался простого богатыря.
— Поверил книгам, балда! — рявкнула Кали, прочитав это послание вслух, — ибо, как она выразилась:
— Лишних все равно расстреляем.
— Тогда я пойду, что ли? — спросил Эспи.
— Куда?
— Так туда, — он махнул в сторону города. — Здесь, как я понял, уже больше никого нет, а значит: что тогда мне здесь делать? Ответ: пойду на Вы.
— Что значит На Вы? — не поняла Кали. — Бросать капусту в голову закованного в деревянный щит Троцкого?