Альфа Центавра
Шрифт:
— Положительная энергия, — Елена разгадала — может быть чисто автоматически — его суть:
— Отрицательного супергероя.
— Его пьяная рожа — это его настоящая суть, о боже! — воскликнул Дроздовский, — теперь я всё понял.
— Что именно? — спросил Василий.
— Мы должны объединиться с Еленой против Фрая.
— Она не согласится после этой неожиданной своей победы в первом раунде.
— Мы к ней посватаемся.
— Вместе?
— Да, надо, чтобы она поняла: это конкуренция, и тогда влюбится в тебя, или в меня.
— Думаю, этот
— Довольное, как у скота.
Фрая унесли со стены его рыцари назад в кабак Метрополь. А надо было в Риц, так как Метрополь был такой же шикарный кабак, но он нелегально принадлежал Амер-Низи — Троцкому. И как говорится:
— Нашла коса на камень, потому что одноногий Тро — пока еще без попугая на плече, но с одним костылем и только в надежде получить когда-нибудь титановые ноги на Альфе — а значит тоже хотел туда улететь — так думали некоторые, а на самом деле и ее завоевать — приказал:
— В холодильник его! — И знаете почему?
— Почему?
— Еще послужит нашему делу завоевания Альфы Центавра.
— Он может очухаться и отомстить, — сказал Лева Задов.
— Ты еще жив? — нарочно удивился Амер-Нази, и добавил: — напрасно.
— Почему?
— Что почему? Ах, почему. Потому что, если тебя не грохнут на поле боя — убью я.
— Хорошо, если вы настаиваете, я уйду, но уйду навсегда, как король лир.
— Вот? Что ты сказал? — Амер бросил в него кружку, забыв от перенесенного стресса, когда Котовский отрубил ему ногу, что она с пивом. И облился сам. Ему подали двадцатизарядный маузер, но Лева уже ускакал, и ускакал не просто так, чтобы удариться с нем-либо или с кем-нибудь, как в свою бытность друг Ахиллеса Патрокл, а чтобы привести почетного пленного, а получится и целый эскадрон, а то и дивизию.
И нашел на дымном поле боя большой одинокий желтый с синим зонт, где сидели миловидно-красивая блондинка и кто-то еще, но кто точно не было видно, потому что он лежал, не как:
— Человек Загорающий, а как простой покойник — лицом вверх и без наносника и без намордника, чтобы солнце не слишком испохабило его балтийскую внешность. Это была предводительница восставших против беспредела офицеров Коллонтай. Дело в том, что Дыбенко наконец очнулся и попросил:
— Похоронить его по-человечески.
— Что это значит? — спросил Дэн, когда еще был здесь.
— В Ца.
— В цапле? Впервые слышу такое странное желание, — сказал он.
— Я тоже не поняла, дорогой, — сказала ласково Кали, — уточни, пожалуйста.
— В цари.
— Хочет умереть, как настоящий человек — царем, — сказал Дэн.
— Может быть, ты хочешь сказать: в Царицыне? — улыбнулась Кали Дыбенке, про которого уже никто не помнил, что с ним было, и говорили просто:
— Попал под лошадь. — Но иногда с небольшим уточнением:
— Попала копытом в интимное место, поэтому непонятно, зачем Коллонтай так с ним возимся, как будто еще понадобится.
— Она детей все равно не хочет.
— Да? Тогда другое дело. Хотя с другой стороны, какая жизнь
без секса? Никакой.— Не скажи, можно руками обходится, а некоторые, я слышал, пользуются даже ногами.
— А они у него есть?
— Есть.
— Тогда другое дело. А голова есть? Ей, наверное, тоже можно.
— Кем хочешь можно, было бы желание. Вот один, я знаю, никак не мог, пока не увидит, как другой это делает.
— Это нормально.
— Нет, я имею в виду, это происходило каждый день.
— Серьезно? Нет, я думаю — это нормально, потому что действительно:
— Забывается: вдруг она не хочет сегодня, а готовности к бегу с барьерами как не было — так и нет.
Но это было почти вчера, а сегодня Дэн не пришел, хотя обещал вернутся:
— С большой победой.
— Время его прошло, — прохрипел медиум Дыбенко, — зря ты его послала — проиграет и это сражение однозначно. Более того, я вообще не понимаю, как он тут оказался. Дыбенка сказал:
— Сюда идет Победитель.
— Вот из ит? Я не поняла.
— Тем не менее. И тут как раз представился Лева Задов, посланный Амером искать счастия в Диком Поле.
— Ты кто? — спросила Кали недоуменно, а точнее, не недоуменно, а:
— Недовольно, — ибо здесь тихое место, и приставать не надо.
— Это диверсант, — спокойно ответил за Леву Дыбенко.
— Что ты хочешь? — спросила Кали.
— Быть избитым, как всегда, — пошутил Дыбенко.
— Ты что?! — всполошилась Коллонтай, — от шуток тебе будет только хуже.
— И намного, — опять пошутил матрос балтфлота.
— Его вдохновил мой необычный вид, — сказал Лева Задов.
— У вас есть какие-нибудь недостатки? — спросила Кали, — член что ли потерял.
— У него нет руки.
— Да? Я и не заметила. Нет честно, сейчас меня может удивить только человек с крыльями.
— Ви это сказаль, и:
— Оно есть у меня, — как говорил я когда-то Одессе, показывая очарованной девушке шерсть на груди, чтобы уж точно согласилась, как у нас говорили:
— Иё немного пощипать. — И добавил, чтобы конкретизировать ситуацию:
— Я взял в плен Распутина.
— Кто это? — спросила Коллонтай, я сегодня кроме себя никого больше не помню. Если не считать лежащего здесь Дыбенко. Но он, как гроб, даже во сне мне не снится. И знаете почему?
— Реальность никогда не снится, — сказал Лева, — всегда что-нибудь такое: через жопу.
— Джон любит называть себя — Джонни.
— Вот из ит? Что это значит, май диэ чайлд?
— Пусть скажет Лёва.
— Пусть скажет Лёва, — пробормотала командующая без армии принцесса Коллонтай, — ну ладно, пусть ляпнет, что-нибудь, что мне понравится, а если нет, то и, впрочем, пусть идет туда, откуда пришел: служить под знаменами Герцога Чемберленского.
— Он спился, — сказал Дыбенка, а его, штатного медиума, никто не посмел оспорить.
— У меня есть способ взять Царицын.
— Ты Лева?
— Да, мэм.
— Ты привык врать?
— Да, но вам не посмел бы, ибо мне хорошо известен ваш кентаврианский нрав.