Альфа и Омега. Книга 3
Шрифт:
Я не ответила. Вдруг вспомнился тот вечер, когда я застала Джен и Дани в одной из комнат поместья Боро, а затем Горацио перешел грань и между ними с моей подругой произошло то, что произошло. Может быть, именно тот вечер стал для меня некой разделительной полосой, после которой я уже не могла воспринимать священника как нашего доброго друга, готового всегда прийти на помощь и отстаивающего «правильные» идеалы Церкви. Но, может быть, я действительно требовала от окружающих — и самой себя — слишком многого, бросаясь из крайности в крайность.
— А отец Евгений? Что будет с ним и его исследованиями? — Я слышала, что когда Далла и его подчиненные ворвались в застенки Церкви, чтобы вытащить нас с Йоном, между ними и церковниками завязалась короткая, но
— Его будут судить, — серьезно ответил Дани. — Открыто и публично, потому что Церкви больше не простят секретов и кулуарных договоренностей. Весь мир узнает, что он сделал с Анни и остальными — и что чуть не сделал с вами с братишкой. Но не волнуйся, я договорился с отцом Горацио, что вам с Йоном необязательно будет давать показания — в этом все равно нет особого смысла, учитывая количество неоспоримых доказательств его вины.
Я кивнула. Идея о том, что преступления Церкви — сперва эти, а потом и многие другие — наконец-то будут выставлены на всеобщее обозрения, мне очень импонировала. Это был хороший старт для всего того, что еще предстояло сделать после.
Но было все-таки кое-что, что не давало мне покоя.
— Но как же… как же теперь ты, Дани? — тихо спросила я, помолчав.
— Не знаю, — с легкой улыбкой пожал плечами он. — Может быть, пойду в школу.
— В школу? — не поверила своим ушам я. — Бывший кардинал Восточного города вдруг вот так возьмет и сядет за парту?
— Я… много пропустил, — неловко покраснел парень. — Пока… работал на Орию. Мне кажется, было бы правильнее немного замедлиться и вернуться назад. Мама обещала, что найдет для меня хорошую школу где-нибудь за границей, где меня не так хорошо знают. Я сдам часть дисциплин экстерном, но последние курсы хочу прослушать очно. А потом, может быть, поступлю в университет — на исторический. Хочется получше разобраться в том, что успела напридумывать Церковь за эти столетия.
Я кивала, слушая его, но потом вдруг сообразила:
— За границей? Ты сказал, что мама нашла для тебя школу за границей?
— Да, — подтвердил он, и выражение его лица стало немного виноватым. — Я поэтому и хотел… тебя увидеть, сестренка. Чтобы сказать лично.
Не знаю почему, но у меня вдруг закружилась голова, и я была вынуждена опереться на Дани, чтобы не упасть. Казалось сущей глупостью — мы и так после его посвящения в сан виделись пару раз в месяц в лучшем случае, а общались в основном по телефону или через мессенджеры. Но одно дело знать наверняка, что он совсем рядом — в паре часов езды, — и другое, что он в далекой чужой стране, которая по сути своей как будто бы ничем не отличалась от другой галактики. Как и при прощании с Джен накануне, у меня вдруг появилось неприятное, горечью отдающее под горлом чувство, что здесь и сейчас заканчивается что-то большое и важное — что-то, что уже никогда не получится вернуть назад.
— Все нормально, Хана? — встревожился он. — Это из-за беременности?
— Нет, глупый, — мотнула головой я, сдерживая подступившие к глазам слезы и крепко, до боли сжимая его в своих объятиях. — Это из-за тебя. Я буду… ужасно скучать, Дани. Пожалуйста, возвращайся скорее, ладно?
Он улыбнулся и ничего не ответил, тоже обняв меня одной свободной рукой. По натянутой ткани зонта барабанил все усиливающийся дождь, и мне вдруг начало казаться, что мы тонем где-то посреди беспросветного зимнего океана. Но пока меня окружал запах цветущих одуванчиков, мое лето всегда было со мной — так глубоко в моем сердце, откуда его неспособно было вытравить никакое ожидание и никакой мороз.
До дома я добиралась на автобусе. Привычно приложив проездной к считывающему устройству и пройдя дальше в полупустой ярко освещенный салон, я вдруг осознала, как давно не делала этого — как давно не оставалась наедине со своими мыслями посреди движущегося куда-то города. И этот пустой автобус со сверкающими в лучах фар и фонарей дождевыми каплями на окнах внезапно показался
мне идеальным прибежищем для всех моих мыслей, что так долго не находили покоя внутри моей головы.Я видела их всех — и тех, кто ушел, и тех, кто остался, и тех, кому только надлежало уйти. Широкую материнскую улыбку Ории, робко-восторженный взгляд Медвежонка, строгие и полные тревоги глаза Джен, усмешку Поппи и вечно угрюмое личико Норы. Я вновь ощутила опалившую меня ярость Агаты и ненависть Фердинанда Боро, маниакально-извращенную ласку отца Евгения и пугающую жесткость отца Горацио. Одно лицо сменялось другим, и я чувствовала то спертый запах квартиры детектива Гарриса, то аромат смерти, витавший на фермах Красной Лилии, то благоухание цветов в больничной оранжерее, где Мина Гу похоронила воспоминания о своих ошибках, то затхлость коридоров подземного бункера. Я слышала бодрый и звучный голос Кори МакДонала, рассказывавшего о табличках Оймаха, смех Макса, предлагавшего мне свой фирменный коктейль с сюрпризом, и грохот выстрелов, переходивший в раскатистый гул колоколов Этерия.
И когда мне наконец удалось пробиться сквозь толпу воспоминаний, я лицом к лицу встретилась с тем последним, кто был началом и концом всего остального. Альфой и омегой того, что я могла назвать своей настоящей жизнью.
«Мы это не метка, — подумалось мне, и я неосознанно накрыла пальцами правой руки свое искалеченное предплечье. — Мы это не легенда и не случайность. Мы это то большое, что должно было случиться, даже если бы не было ничего остального. Даже если бы не было никого другого».
Потому что он — был. Ждал меня как свет в конце тоннеля, глядя на закат, раскинувшийся над долиной перед ним. Обернулся на звук моих шагов, улыбнулся и протянул руку мне навстречу. И я знала, что возьмусь за эту руку, даже если после этого не случится никакой магии и никто нам не пообещает, что мы будем вместе до самой смерти и даже после. Потому что — просто не могла не взяться.
Автобус чуть дернулся, затормозив на перекрестке, и я проснулась, чудом не приложившись лбом о поручень. Встрепенулась, пытаясь понять, где мы вообще находимся, а потом поднялась на ноги, торопливо направляясь к выходу. До «Элизиума» оставалась пара кварталов, но, к счастью, дождь уже прекратился, и я не промокла по пути. Остановилась по пути, чтобы взять себе сэндвич в уличном кафе — просто потому, что мне так захотелось, и я не нашла для себя ни единой причины этого не делать. А потом долго и вдумчиво жевала его, глядя из-под козырька на торопящихся домой поздних прохожих и лениво двигающиеся в редеющем автомобильном потоке машины. И внутри было так спокойно и легко, как не было уже, кажется, много-много лет — а, может быть, и вовсе никогда в моей жизни.
— Молодая госпожа, а что это вы тут делаете? — услышала я справа удивленный голос Кадо. Повернувшись, увидела его в обнимку с Поппи, одетой в ярко-красную кожаную куртку, чей цвет выразительно перекликался с цветом ее помады.
— Ужинаю, — пожала одним плечом я. — А вы?
— Вот хотел показать моей красотке, где продаются самые вкусные сэндвичи Восточного города, — усмехнулся тот. — А вы знаете толк в хороших заведениях, я погляжу.
— Не без этого, — довольно кивнула я, решив опустить тот момент, что зашла сюда случайно и впервые. — Ну… Хорошего вам вечера в таком случае. Я пойду, пока снова дождь не начался.
— Я могу вас подвезти, у меня машина за углом, — тут же предложил мой телохранитель.
— О нет, и думать забудь, — категорично помотала головой я. — Твой рабочий день уже закончился, и я не собираюсь отвлекать тебя от столь приятной компании. — Я выразительно двинула бровями, и Поппи с благодарностью мне кивнула.
А Кадо, чуть наклонив голову набок, вдруг произнес:
— А вот и она.
— Кто? — не поняла я.
— Улыбка, о которой я говорил, помните? — довольно кивнул сам себе он. — Я сказал как-то, что однажды, когда вы мне улыбнетесь, это будет от всей души. И я знал, что рано или поздно дождусь этого момента. Хорошего вам вечера, молодая госпожа.