Алгорифма

Бодрствований ночных и сумма бдений, Это глаза, своё что отслужили, И руки, что том снятый отложили. Привычки живы и без соблюдений… Сомнительная тьма слепого это Да стены, что становятся длиннее И вдаль уходят… Слепоты темнее Какая тьма? Свети в ней, ум поэта! Но есть также и новые привычки К привычке старой — дому. Притяженье Вещей, чьё на местах их положенье Подобно слову, взятому в кавычки. Любовь вещей таинственна: не знают О нас они, да и о себе тоже. Ну что ж, Борхес, с печалью подытожи: И книги о тебе не вспоминают…

ТОТ

О дни, преподнесённые в дар скуке, И годы, посвящённые безделью! И не живую воду я в скудель лью, А разливаю мёртвую в докуке. Зарёкся биографию поэта, Созвездья над которым из другого Календаря астрального, нагого Я вспоминать. Снят Агнец с силуэта. Ады и звёзды дали ему тело, Которое не оставляет сына. Коль выстоишь, то судные весы на. Над Шивой поглумятся оголтело… И слепота, а мрак — это застенок, И старость, утро смерти. Пресловутость Зовущаяся славой. Назовут ость Стернёй: не золотист уже оттенок… Новую Тантру ткать — десятисложник Разматывать. Кружится мотовило… В руку твою войдёт само то вило, Если ты — Шива, а не мужеложник. Любовь к эенциклопедиям и картам, Тонка чья каллиграфия: слоновой Цвет кости с бирюзой… Книгою новой Свод атласов пахнул — сгинул Икар там… Недуг есть — по латыни ностальгия. Виденья Эдинбурга и Женевы… Медаль, что шоколадна, из фольги я Не нацеплю. Святого града вне вы. Имён и дат забвенье. Культ Востока, Который многолик и чьи народы Не все культ этот чтут в роды и роды. К основе поперечна нить утока… Это закат мерцающей надежды. Это этимологии обуза… Свежи лобзанья мякоть как арбуза И ярки разноцветные одежды. Железо и силлабика саксонца, Луна, что нас всё время удивляет, И этот Буэнос-Айрес, ослепляет Во снах который, снова полный солнца. Вкус винограда и воды, какао И мексиканской сласти. Звон монеты, Песок мгновений… Как подобен мне ты, Туземец дикий с острова Макао! И вечер, что подобен стольким прочим, Смиряется, стихам моим покорен, А к старости песчинок ток ускорен… Ученье мы своё не опорочим!

ТРЕТИЙ

Он, третий, со мной ночью повстречался, Не меньше Аристотеля таинственный, Ум логикой, как тело, накачался, А образ жизни третий вёл воинственный. Была суббота. Ночь полна народа. Как первого не мнил, ни как четвёртого Я третьего. «Мы все его и рода» — Кто так сказал про через сито тёртого? Не знаю, повстречались ли мы взглядом, Он ехал в Парагвай, а я так в Кордову, Но точно помню, что мы были рядом. Катушку покупал он там битфордову. Его почти что выдумал я этим Набором слов, не знает его имени Никто почти… Фонариком посветим, Не доит ли коровьего он вымени? Я знаю его вкус и предпочтенья. Я вижу его луносозерцания… Пока я не вхожу в круг его чтенья, Запрещены в России прорицания. Он не умрёт. Нет, это невозможно. Читая строки эти, догадается Неужто Мир, что я в нём беспоможно Жду, когда он без Бога настрадается. В таинственном грядущем мы могли бы Друзьями стать, однако и соперниками. Под полною луной часами глыбы Люблю с ним созерцать зрачками-вперниками. То, что я совершил, непоправимо. Связь моя с ним теперь неотчуждаемая, А время мчится неостановимо, Всё ближе цифра самоподтверждаемая. На книгу Тысячи и Одной Ночи Третьего жизнь похожа повседневная. Стихи читая, щурит ли он очи? Звучит ли в его чтенье нотка гневная? Ни одного поступка нет на свете, Который не был бы еврейской рыбою. В великом Третий Ангельском Совете Боднул Второго с нежною улыбою! Ни одного такого нет деянья, Которое не стало б первым в серии Ему подобных. Ангел воздаянья За зло и за добро стоит в придверии. И почему, вздохну я, мрак со тьмою Не скроют эти строки бесполезные? Когда слезами счастья я омою Эти глаза свои, уже бесслезные?

ДОКАЗАТЕЛЬСТВО

По ту сторону двери человек Испорченность свою опять сугубит И вопреки молитве душу губит Странному Богу, жарптицеловек, Единому в трёх лицах. Краток век Того, камнями кто в людском кругу бит, И со Христом кто чашу не пригубит, Увидит ад из-под закрытых век. Ты этот грешник, сын мой. Что, страшна, да Смерть мёртвому? Червивых нам не надо В корзине смокв. Забвенье навсегда… Чувственное животное! Грешна да Не так же как твоя, злая менада, Душа Денницы. Ждать Его — когда?

ДЕЛАТЕЛЬ

Река и Гераклитово мы время. В его неосязаемом теченье Львы отразились и холмы — влеченье Напечатлений для реки — не бремя…